Морриган
Шрифт:
— А я…
— Я знаю, кто ты. Ты Морриган, — и умчался.
Следующая наша встреча состоялась ещё через четыре года, и всё это время я гадала, откуда он узнал моё имя.
Глава вторая
Морриган
Страх вошёл в мою плоть и кровь. Он помогал сохранять бдительность, но уже в десятилетнем возрасте я устала от него донельзя. Помню, как осторожно вернулась в тот день в лагерь. С ранних лет я знала, что мы другие. Благодаря этому и выжили, но непохожесть на остальных также означала, что от соплеменников
Не поднимая взгляда от корзины с бобами, Ама обратилась ко мне. Её чёрные с проседью волосы были зачёсаны назад и заплетены в ровные косицы.
— Пета сказала, что пока меня не было, ты уходила из лагеря.
— Всего лишь к пруду за скальной стеной. Совсем недалеко, Ама.
— Не так уж и недалеко. Стервятнику тебя схватить — раз плюнуть.
Мы заговаривали на эту тему и раньше. Стервятники, необузданные, лихие люди, воры и дикари, грабили чужое. Порой убивали, в зависимости от настроения. Мы скрывались в холмах и руинах, ступали беззвучно, говорили тихо, стены безлюдного мира служили нам убежищем, а где вместо них была одна пыль, нас прятали высокие травы.
Однако порой этого оказывалось недостаточно.
— Я осторожненько, — прошептала я.
— Что это вдруг тебя потянуло на пруд?
Мои руки были пусты: нечем оправдать путешествие. Я ушла с пруда сразу после отъезда Джафира. Лгать Аме я не могла, в паузах между её словами таилось слишком много невысказанных вопросов. Она знала.
— Я повстречала там одного парня, он стервятник. Рвал рогоз.
Ама вскинула голову:
— Ты ведь не…
— Этого парня зовут Джафир.
— Ты знаешь его имя? Ты что, с ним говорила?
Ама вскочила, бобы с её колен рассыпались по земле. Схватив меня за плечо, она отвела назад мои волосы и осмотрела лицо. Её руки лихорадочно ощупывали меня, ища повреждения.
— С тобой всё хорошо? Он тебя не обидел? Не прикасался к тебе? — В её глазах плескался страх.
— Ама, он меня не тронул, — чётко произнесла я, пытаясь её успокоить. — Только сказал, чтобы больше не приходила на пруд. Мол, тот теперь его. А затем закинул на лошадь мешок луковиц и ускакал.
Лицо Амы ожесточилось. Я знаю, о чём она подумала: стервятники отберут всё. И Ама была права. Именно так они и поступали. Только мы облюбовывали уединённую долину, луг или укрывались в развалинах, как они набрасывались на нас и грабили, сея ужас на своём пути. Напрасно я обучила Джафира собирать корневища рогоза. Мы не должны стервятникам ничего, к тому же они уже столько у нас отобрали.
— Скажи, Ама, так было всегда? Почему бы им не присоединиться к Выжившим?
— Уцелели два вида людей: те, кто упорно трудится, и те, кто отбирает чужое.
Обшарив горизонт, она устало вздохнула:
— Идём. Помоги собрать бобы. Завтра переберёмся в новую долину. Ещё дальше.
Увы, ни одна, даже самая далёкая долина не позволяла скрыться от них. Стервятников было, как репьёв в траве.
Недра, Онни и Пата поворчали, но не стали больше меня журить. Они привыкли полагаться на Аму. Та была самой старшей, возглавляла наше племя и единственная помнила прежний мир. К тому же мы привыкли
Глава третья
Джафир
Я утер кровь из носа. Я знал: нож лучше не доставать… но я не всегда буду на голову ниже Стефана. Он тоже это знает. Последнее время стал реже отвешивать мне оплеухи.
— Ты прошлялся весь день, а принёс лишь мешок травы? — набросился он на меня.
Пиерс попыхивал трубкой, втайне злорадствуя над спектаклем, который устроил Стефан.
— У тебя в руках и того нету.
Остальные заржали в надежде разъярить Стефана ещё больше, чтобы набросился на обидчика, но тот лишь раздражённо отмахнулся от шпильки.
— Не каждый же день мне притягивать домой по молочному поросёнку. Все должны вносить свой вклад.
— Подумаешь, спёр поросёнка. Пятиминутное дельце, — осадил его Пиерс.
— Вот как, старик? Не ты ли недавно набил им брюхо?
— А я вот не набил, — фыркнул Лиам. — Тебе стоило украсть двоих.
Бросив камнем, Фергюс велел всем заткнуться. Он был голоден.
Так у нас в лагере происходило каждый вечер — вечно на волоске от обидных слов и потасовок, но мы черпали друг у друга и силу. Никто не осмеливался перейти нам дорогу: боялись последствий. У нас были лошади. Было оружие. Мы заслужили право изничтожать других.
Лаурида взмахом подозвала меня к себе, и я вывалил перед ней добычу. Мы начали вдвоём чистить нежные луковицы, затем взялись за грубоватые стебли. Я знал, что она будет довольна. Лаурида любит зелёные побеги, жарит их в свином жиру, а стебли побольше перемалывает в муку. Хлеб у нас редкость… разве что тоже украден.
— Где ты их нашёл? — спросила она.
— Нашёл что? — удивлённо посмотрел на неё я.
— Вот это. — Она протянула жменю нарезанных стеблей. — Что с тобой такое? Солнце голову напекло?
Стебли. Ну конечно. Всего-то.
— У одного пруда. А что?
Лаурида отвесила мне оплеуху и наклонилась рассмотреть мой кровоточащий нос.
— Однажды Стефан его тебе сломает. Оно и к лучшему. Больно уж ты смазливый.
Про пруд Лаурида уже позабыла. Я не мог рассказать, что та девчонка сегодня застала меня у него врасплох, а не наоборот. Разбитым носом не ограничилось бы. Стыдно, когда на тебя кто-то вот так неожиданно сваливается, в особенности один из них. Они все тупые. Медлительные. Слабые. Та девчонка — ну и дура! — даже показала, как отбирать у неё еду.
На следующий день я вернулся к пруду, но в этот раз спрятался за грудой камней и стал ждать. Через час, не выдержав, забрёл в заросли рогоза и принялся рвать стебли, надеясь, что удастся её выманить. Не удалось. Возможно, она была умнее своих соплеменников. Возможно, действительно прислушалась к предостережению. Да, я её напугал. Теперь это мой пруд. Пруд грозного Джафира, на веки веков.
Набив мешок, я проехал дальше на юг в поиске её лагеря. Лошадей у них не было, мы проверяли. Девчонка явно жила неподалёку от пруда, но я не нашёл ни единого следа.