Морриган
Шрифт:
Словно голодное чудовище.
Только маленькая принцесса обрела милость,
Принцесса, вот такая, как ты…
Ама рассказывала, что Великая буря продлилась три года. После неё осталось немного тех, кто мог о ней поведать, и ещё меньше тех, кто захотел бы. Всё прочее заслонило одно — борьба за выживание. Когда началась Буря, Ама сама была лишь ребёнком, и её воспоминания нечётки, но она восполняет их подробностями, узнанными потом, а ещё часть привнесена сиюминутными нуждами,
Но уцелели не только мы. Уцелело то, чего нам приходится остерегаться. То, из-за чего моя вера в Выживших пошатнулась, после того как папа погиб под копытами лошади, после того как похитили Венду, после того как у Рианны одним росчерком клинка отобрали ягнёнка и саму жизнь.
Это тоже стало преданиями и Ама поручает их рассказывать нам, говоря: «Мы уже столько потеряли. Нельзя забывать свои корни, иначе повторим те же ошибки. Наши легенды нужно передать сыновьям и дочерям, иначе через поколение от истории, от правды, не останется ничего».
Итак, пока мы с Джафиром исследовали маленькое ущелье, ставшее нашим миром, я рассказывала парню истории.
— Никогда не слыхал о стеклянных башнях, — хмыкнул он, слушая о месте, где когда-то жила Ама.
— Но руины ведь видел? Скелеты, когда-то одетые стеклянными стенами?
— Скелеты видел, но не более того. С ними никаких историй не связано.
Я слышала по голосу, что он стесняется — вернулся тот самый ершистый мальчишка, с которым я познакомилась так давно.
Я обняла его за пояс, прижалась щекой к его тёплой спине.
— Истории всегда с чего-то начинаются. Возможно, эта начнётся с тебя?
Я почувствовала, как напряглись его плечи. Как он ими пожал. Высвободился из моих объятий, внезапно повернулся.
— Айда проедемся. Хочу тебе кое-что показать.
— Куда? — подозрительно полюбопытствовала я. В нашем маленьком ущелье уже не осталось ни одного неисследованного уголка.
— Недалеко. — Он взял меня за руку. — Обещаю. Там озеро, оно…
Я, нахмурившись, вырвалась. Мы уже говорили на эту тему. Наш маленький мирок день ото дня казался теснее. Джафир стремился раздвинуть его границы. Он привык свободно скакать по открытым равнинам и полям, а я не могла так рисковать.
— Джафир, если меня кто-нибудь увидит…
Притянув меня к себе, он закрыл мне рот поцелуями.
— Да я, скорее, собственное сердце вырежу, чем поставлю тебя под удар. — Джафир погладил меня по голове. — Не рискну ни единым твоим волоском, даже выпавшей ресничкой. — От его нежного поцелуя во мне разлился жар.
И вдруг Джафир отпрыгнул, поднял руки, напряг мышцы.
— Взгляни! — На его губах играла лёгкая улыбка. — Я сильный! Я грозный воин!
— Глупыш! — рассмеялась я.
Он напустил на себя потрясённый вид и с притворным страхом посмотрел в небо:
— Побойся богов!
Похоже, я рассказала ему слишком много историй.
Его улыбка поблёкла.
— Морриган, пожалуйста, — прошептал он. — Доверься мне. Никто нас не увидит. Позволь тебя прокатить и показать то, что я люблю.
Сердце грохотало, я уже собиралась сказать «нет», но… мне и впрямь нравилось ездить с ним на лошади.
Я глянула на него и кивнула:
— Всего разик.
— Всего разик, — повторил он.
Однако я знала, что отрываю новую дверь и, как раньше, закрыть её не выйдет.
Глава одиннадцатая
Морриган
— Ама, что за теми горами?
— Ничего хорошего, дитя.
Мы сидели в тени платана, густой благодаря обилию летней листвы, и перемалывали в муку последние семена амарантового дерева.
— Уверена?
— Ты уже слышала эту историю. Именно оттуда прибыл твой отец. Выбраться удалось лишь ему и ещё горстке людей. Разрушения там куда сильнее. Великая Буря по эту сторону гор бушевала меньше. Твой отец тогда видел смерть многих.
Ама уже рассказывала об удушающих облаках, пожарах, землетрясениях и диких зверях. И людях. Обо всём, что услышала от папы.
— Отец в тогда был всего лишь ребёнком, к тому же прошло столько времени, — ответила я.
— Не так уж и много. Помню, с каким страхом в глазах он обо всём этом рассказывал. И как радовался тому, что оказался здесь, по эту сторону гор.
Я видела, что Ама уже не молода. Для своего возраста она всё ещё была крепкой, даже цветущей женщиной, но лицо уже исчертили усталые морщины. Её жизнь проходила в вечных переселениях и заботе о безопасности племени. В этой долине Ама обрела покой почти на два года, но в последнее время я всё чаще замечала, как она тревожно обшаривает взглядом окрестные холмы и скалы. Почувствовала ли она что-то? Или просто возвращались старые привычки? Может, боится поверить в столь долгий мир?
Мне отчаянно хотелось сказать ей: «Стервятники вот-вот покинут наши места». Оставшись, мы бы жили ещё более мирно и вольготно. Но Ама начала бы задавать вопросы, а я бы не смогла признаться, что узнала об этом от Джафира. Его клан, ближайшая к нам угроза, хотел уехать. Они поговаривали о переселении за горы, а может, и того дальше. Я видела тревогу в его глазах, когда он рассказывал об их планах. Чувствовала её сердцем. Если уедут они, уедет и он?
— А что там за звери? — спросила я.
Ама оторвалась от работы и глянула на меня. Пытливо, изучающе.
Просто любопытство, — добавила я и с новым пылом принялась молоть семена.
— Я не знаю названий всех. Одного твой отец называл тигром. Он меньше лошади, зато с волчьими зубами и силён, точно бык. Твой отец видел, как один такой зверь утащил человека за ногу, и никто не смог помешать. Животные тоже хотели есть.
— Если Древние были сродни богам, строили башни до небес и летали среди звёзд, почему позволили жить настолько опасным и неуправляемым зверям? Неужели не боялись?