Морская дорога
Шрифт:
— Я не знала этого, — сказала я задумчиво.
— Ты многого не знаешь. Но твой муж необыкновенный человек.
— Женщины не имеют никакого отношения к мясу.
— Ты так не думаешь? Кое-кто думает, что у тебя больше власти, чем ты утверждаешь, Гудрид.
Это напугало меня.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты думаешь, мы умрем от голода?
— Нет, — я уверено покачала головой. — Нет, может быть будет трудно, но я уверена, что нет. Это не наша судьба.
— Уверена? Откуда ты можешь знать?
Я не знала, что ей ответить, но, думаю, я настаивала на этом, потому что у меня был Снорри, и я была готова бросить вызов любой силе, чтобы защитить его. Никакого колдовства, так поступила бы любая мать. Но больше всего я не хотела иметь ничего общего с Торхелем. Он вернулся на следующий
Итак, в том, что произошло дальше, не было никакой магии. Во время коротких ясных деньков мужчинам удалось перетащить лодки через лёд и загарпунить двух тюленей в открытом море. К нашим выгребным ямам вышел проснувшийся от зимней спячки медведь, его загнали в западню и убили копьём. Люди, рискуя жизнями, удили рыбу на кромке льда замерзающего моря, и им удалось поймать несколько морских собачек. Нам пришлось забить несчастных тощих овец, которые должны были оягниться в будущем году. Задолго до Пасхи вновь ударили морозы, и мы ждали окончания зимы до самого июня. А затем внезапно наступила весна, выплеснув гнев долгих голодных месяцев.
Глава шестнадцатая
Двенадцатое сентября
Я весьма ценю то, что ты прислал мне, дорогой мой. Вино просто великолепно — мягкий и богатый вкус, это лучшее, что я пробовала. Это вино из монастырских виноградников? Какой ты заботливый, виноград тоже порадовал меня, я и не ожидала, ягоды такие больше и сочные. Интересно, а те ягоды, что мы собирали в Винланде, действительно были виноградом? Если так, то за сотни лет выращивания винограда в Италии его вкус изменился до неузнаваемости. Давно ли в этой стране люди лакомятся виноградом и пьют вино, Агнар?
Ты считаешь, с самого потопа? А до него? Рос ли виноград в райском саду? Ты затрудняешься с ответом, так ведь? Рим такой старый город, я не чувствую здесь себя как дома. Такой древний и культурный, обременённый прошлыми. Когда я болела, то вначале подумала, что не хочу умереть здесь. Я наблюдала, как солнечный луч двигался по стене кельи, показывая трещины в штукатурке, в солнечном свете клубились тучи пыли, невидимой в тени. Пыль из прошлого, может быть пыль людей, всё, что они когда-то построили здесь — всё разрушено и забыто. Я лежала в постели, слишком слабая, чтобы поднять руку или повернуть голову, и наблюдала за пылью. Пылинки кружились в жарком воздухе, казалось, это движение никогда не прекратится. Почему прошлое так будоражит нас, Агнар? Почему не лежит спокойно? Луч солнца двигался по стене, я лежала под одеялом, после этих месяцев жары и болезни я чувствовала себя такой высохшей и невесомой, как лист пергамента. Когда солнце зашло, опустилась ночь, мягкая, словно бархат, она буквально укутала меня, и я подумала, что в тихой темноте совсем не страшно. Я думала о своей любви, будто я снова молода и опять рядом с ним, мне казалось, что в эту сладкую ночь стоит лишь протянуть руку, и его рука окажется рядом, ожидая меня. Он был там, и я уверена, он присутствовал там, совсем как много лет назад, когда мы были молоды. Я вспомнила его крепкие объятия, как он наваливался на меня всем весом, и мы двигались вместе. Будто он снова здесь на самом деле, а не только его душа, ожидающая меня. Тогда я подумала, что, возможно, были времена, когда мы были едины телом и душой, доказательство нашей любви при жизни, и моя душа обязательно отыщет его душу. Возраст — всего лишь оболочка, скорлупа, которой мы обрастаем, Агнар. Я всё ещё ощущаю себя внутри этой оболочки, и когда умру, думаю, останусь такой же, какой он меня запомнил.
Когда я поняла, что он рядом, мне было уже всё равно, что я так далеко от дома. Я задумалась, каково ему теперь, и задавалась вопросом, как ему удалось отыскать дорогу сюда, в такое необычное место, совсем непохожее на то, что он повидал в жизни. Его совсем не волнует толпа чужих призраков? Он не побоялся отправиться так далеко, ведь его могила находится
Во всяком случае, я не такая старая развалина, как может показаться, и мой час ещё не пришёл. Ты выглядишь слишком уж озабоченным. Я очень обрадовалась твоим подаркам. Не думаю, что мне суждено умереть здесь. Слава Богу, с каждым днём становится прохладнее, и, хотя воздух такой застоявшийся, пресыщенный и сухой, я всё же чувствую осеннюю свежесть. Ты боялся, что когда я должна была думать о последнем часе, меня успокоил дух простого смертного мужчины?
Ты прав, ты ещё более внимателен, чем я ожидала, так что я благодарна тебе. Для чего нужны таинства, если они не способны освободить наши души? Да, приходил священник и пообещал мне милость Господа, которого я ещё не могу постичь. Думаю, он простит меня и за это тоже. Теперь я возлагаю ещё больше надежд на его милосердие. Он обещает нам небеса, на которых будут люди, которых мы любили, потому что наша любовь подобна божественной, на которую все мы уповаем.
Я знаю. Не выйдя замуж, не вступишь в брак. Так и есть, потому что, в конце концов, у меня было два мужа, и по каждому отслужили не одну мессу, и поэтому я считаю, что они оба должны быть на небесах. Нет, нет, я совсем не переживаю, правильно ли это. Иногда я путешествовала самостоятельно, порой — вместе с любимым человеком, и, хотя, я вполне способна позаботиться о себе, но должна признать, что, имея достаточно опыта, всё же предпочту путешествовать с любимым. Да, даже отправиться в последний путь. Ну, давай же, крестись. Я всё ещё продолжаю удивлять тебя, хотя, думаю, теперь ты уже достаточно хорошо меня узнал.
Это правда, но это было так давно. Горе проходит, словно затянувшаяся рана, чувство вины тоже почти забывается. Теперь я уже не могу вспомнить ощущение скорби. Самую страшную боль, что я испытывала — зубная боль. Тоска приходит и уходит, иногда она просто у тебя в голове, а иногда и не только, но зубная боль остаётся с тобой, будто в отместку, и нет никакой веской причины потакать ей. Я потеряла свой первый коренной зуб, когда была беременна Снорри, говорят, один зуб за каждого ребёнка, и после этого долгое время была счастлива. А в год, когда умер Карлсефни, мои коренные зубы начали портиться и выпадать один за другим. Это было настоящей мукой, так же, как и потеря мужа, но больше всего я запомнила зубную боль. Она так донимала меня, что мне хотелось умереть. Когда меня мучила зубная боль, я могла думать о жизни без Карлсефни, но не о жизни без зубов. Потеря всех зубов значила бы для меня даже больше чем моя кончина. Но, как видишь, у меня всё ещё осталось несколько, и для моего возраста мне есть чем похвастаться. Зубы больше не беспокоят меня, как и скорбь о мёртвых.
Я знаю, знаю. Мы должны продолжить нашу историю. В конце концов, разве мы здесь не для этого? Но я устала сегодня, Агнар. Может быть, посидим сегодня на улице в тени за чашей вина, которое ты принёс? На деревьях спелые фиги, а с лозы, обрамляющей крышу обители, свисают гроздья зелёного винограда, а листья только-только начинают желтеть. У нас не так много времени, Агнар, не стоит тратить его, записывая всё это. Задумайся, где мы теперь! Ты хочешь, чтобы я рассказала о Карлсефни? Он подумал бы, что мы спятили, сидя тут в тени. Ему и в голову бы не пришло терять время, рассказывая тебе историю своей жизни. Вместо этого он думал бы о настоящем. Он говорил бы со мной о тебе, о Риме, о значении этого нового странного мира, в котором мы живём. На людях он казался спокойным человеком, и обычно был очень сдержан и не выходил из себя. Он всегда оставался очень наблюдательным, и даже ближе к кончине, когда он уже лежал, прикованный к постели, всё ещё хотел что-то выяснить и разузнать. Даже когда Карлсефни не мог выйти из дома, он всё же интересовался новостями, настойчиво расспрашивая каждого странника, что заходил к нам.