Морская тайна (ил. Л.Смехова)
Шрифт:
– Сегодня я выйду на работу.
– Но ведь мы решили, - не веря своим ушам, сказал я, - мы должны держаться до конца!
– Как хотите, - упорно повторил боцман, - но я выйду на работу.
Возможно ли! Бакута ослаб! Великан Бакута сдается! Мог ли я предположить, что боцман изменит друзьям? Я взглянул в его лицо и увидел ясные, спокойные глаза. Боцман повторил:
– Я бросаю голодовку и выхожу…
Я отказывался верить. Отодвинувшись от боцмана, я приподнялся, но он, не обратив внимания на это движение, уселся
Глава восьмая.
ДВЕ НОЧИ
Прижавшись губами к уху Головина, старый моряк говорил сбивчиво и торопливо. Как и всегда, он начал издалека:
– Сколько еще осталось до конца? Пять-шесть дней, и… мы умрем. Но прежде чем наступит смерть, я полагаю, Александр Павлович, мы должны показать себя. Возможно ли, чтобы советские моряки погибали, как черепахи! Нет, коли мы уж решились умереть, то я лично не так просто продам свою жизнь.
– Каковы же ваши намерения?
– осторожно осведомился Головин.
– Что должны мы, по-вашему, сделать?
– Много, очень много, - заторопился боцман.
– Что вы думаете насчет такого плана?.. Выйдет или нет, но шум мы поднимем на весь океан. Ночью к нам опять придет этот немец. Я валю его с ног, и, клянусь счастьем, он у меня без единого звука сыграет на палубу. В одну минуту вы надеваете его одежду - рост у вас почти одинаковый - и выходите за дверь. Знак часовому, и как только он подойдет к вам, я подкрадываюсь сзади, сшибаю его с ног и ловлю винтовку. С оружием мы шагаем в корейский кубрик. Та же картина со вторым часовым. Две винтовки у нас в руках. Как вам нравится мой план?
– не в силах более сдержаться, едва не закричал боцман, но вовремя спохватился и снова понизил голос до шепота: - В кубрике мы поднимем корейскую братию и двигаемся занимать весь этот пиратский притон! Каково?
– Не годится… - к величайшей горести боцмана, отвечал Головин.
– Можете не сомневаться, у местного командования существуют тысячи мер на все подобные случаи.
– Отставить, - печально согласился боцман, не решаясь противоречить штурману.
– Слушайте тогда другой план. С сегодняшнего дня мы соглашаемся приступить к работе. Но… но только для того, чтобы войти к ним в доверие. Я стану работать, как вол. Устройте так, чтобы вас перевели в центральное отделение, туда, где воздухопроводы. В туннеле я достану динамит. Выждем время, взорвем воздухопроводы, и наступит конец всему их аду!
Моряки еще долго шептались, обдумывая все мелочи этого плана, и когда после сигнала сирены в каюте появился Алендорф, штурман заявил:
– Прикажите накормить нас. Сегодня мы согласны приступить к работе.
Спустя два часа Головин в сопровождении конвоира, медленно передвигая ослабевшие ноги, направлялся в конец длинного коридора, где находился склад кислородных баллонов. Внезапно штурман почувствовал на себе чей-то упорный взгляд. Обернувшись,
– О-о-о, - кивнул он Головину, - Поздравляю с окончанием поста.
– Могу поздравить и вас, - с насмешливой учтивостью поклонился штурман.
– Я убедился в том, что у вас превосходная охрана.
– Что вы хотите этим сказать?
– заинтересовался немец.
– Охрана вполне надежна.
– Однако, - вызывающе усмехнулся Головин, - по моим наблюдениям, следует сделать совершенно противоположные выводы.
– Из чего вы это заключили? Кажется, еще не было времени…
– Достаточно двух минут…
– Например?
– Полюбопытствуйте, кто стоит за моей спиной.
– Конвоир.
– А еще?
Вытянувшись на носках, Алендорф посмотрел через голову штурмана.
– Еще?.. Позади - караульный начальник.
– И он следит за солдатом?
Алендорф промолчал.
– Недостаточно одного вооруженного конвоира?- продолжал Головин.
– Господин Головин, - раздраженно отрезал немец, - вы злоупотребляете моим терпением!
– О, совсем нет! Я просто сообщил вам, из чего я делаю выводы о ненадежности охраны.
– Напрасно. Я не знаю, почему к вам так внимателен караульный начальник.
– Отчего же вы не решаетесь допустить меня в центральное отделение, где есть скудный, но естественный свет? У меня начинают болеть глаза.
– Хотите света? Пожалуйста. Примите это как награду за благоразумие. Но вы убедитесь, что оттуда бежать также немыслимо…
– Бежать немыслимо, - серьезно подтвердил Головин, - вы правы. Но у меня болят глаза, и если вы можете устроить перевод, я буду очень признателен.
– Сейчас, - с готовностью отозвался Алендорф, немедленно отдавая короткое распоряжение конвоиру.
– Как видите, - наставительно заметил он, - добром вы добьетесь многих преимуществ.
Итак, скорее, чем можно было надеяться, штурману удалось попасть туда, куда он стремился.
Мутный, переливчатый зеленый свет пробивался сквозь полупрозрачный купол, который, как недавно стало известно Головину, был палубой грандиозного подводного крейсера. В высоте проплывали огромные рыбы, и их легкие тени скользили по стенам. В зеленом зыбком свете сновали сгорбленные фигуры корейцев.
Штурман в этот день вместе с тремя солдатами занимался переноской баллонов с сжатым воздухом. Вечером, возвращаясь с работы, он опять, как и утром, ощутил на себе пристальный взгляд. Человек с кортиком, которого Алендорф назвал караульным начальником, следовал за Головиным по пятам.
…В каюте штурман застал возбужденного и чрезвычайно довольного собой Бакуту.
– Никто не может угнаться за мной, - весело сообщил боцман.
– Десять японцев не могут сделать того, что делаю я один.