Морская война
Шрифт:
Во всяком случае, появление испанских флотов в Канале должно бы было, по мнению Монсона, иметь такое же парализующее влияние на английские флоты (поскольку это касалось нападения на Испанию), какое присутствие английских флотов в испанских водах, по общему признанию, имело на Испанию. Монсон должен был очень ясно представлять себе это абстрактное предположение, иначе он не мог бы настаивать, как он делал это, на возможности ухода английского флота из Испании в такое раннее время, как в феврале. Прибыть первым на поле действий было целью. И силы, которые были первыми на этом поле, должны были сохранить все превосходство этого положения до тех пор, пока оно не отнято у них поражением их в море.
Контроль в море или то, что я назову теперь и буду называть впредь термином «господство в море» или «обладание морем», с этих пор было признано целью морской войны. Государство, добивавшееся чего-либо другого, как, например, вторжения в неприятельскую страну, захвата портов или территории или единственно оборонительной охраны торговли, становилось в положение слабейшей и побежденной морской державы и не могло рассчитывать нанести серьезный вред своему противнику до тех пор, пока держалось этого порядка действий.
Глава II
Борьба за обладание морем
В предыдущей главе я старался показать, как вследствие наличия двух факторов – обширной морской торговли и судов, обладающих хорошими мореходными качествами, – морская война получила определенный облик в конце
Морская торговля была, главным образом, на одной стороне в испанской войне, и сторона, которая обладала ею, имела наименее ясное представление о целесообразном способе сохранения и защиты этой торговли. Военные корабли ее все еще не были вполне мореходного характера, и вопрос об их снабжении был одним из тех вопросов, которые почти всегда определяли их движения и их способность держаться на море.
В мирные годы, последовавшие в царствования Джеймса I и Карла I, два фактора государственной жизни шли рука об руку: более широкое распространение морской торговли и постоянное усовершенствование в качествах военных, так же как и других кораблей. И это именно те факторы, которые определяют сущность (природу) морской войны, и так как они приближались к образцу совершенства, то тем самым стремились определить и утвердить правила ведения морской войны в будущем. Может быть, наилучшее понятие об этом росте дает нижеследующая почти дословная цитата из последней части труда Ралейга, «Discourse of the First Invention of Ships and the several parts thereof».
«Кто бы ни были изобретатели, мы находим, что каждый век прибавил что-нибудь к кораблям и ко всем его принадлежностям. И в мое время конструкция английских судов значительно улучшена. Еще не прошло много времени с тех пор, как изобретена постановка стеньги (поразительно легкая на больших кораблях как в море, так и в гавани); введена кетенс-помпа, берущая воды вдвое более, чем обыкновенная. Мы недавно прибавили лиселя. С течением времени мы придумали лиселя, брамсель, топсели… Поднятие якорей шпилем есть также новая вещь. Мы много обдумывали кораблей, но он не имеет кораблей для организации постоянной обороны, как имеет его величество в Англии, и, сказать правду, у него нет обеспеченного места для содержания кораблей; но для всех своих военно-морских операций он принужден заимствоваться от тех наций, которые заходят в его порты для торговли.
Венецианцы, в то время как они заботились о своих флотах и пользовались ими в своих восточных завоеваниях, доставляли величие и могущество своим правителям в морских портах Хорватии, Далмации, Албании и Эпира; они были господами Пелопоннеса и прилежащих островов: Кипра, Кандии и многих других мест. Но после того как они искали средств усилиться в самой Италии, допуская иностранцев на должности командиров своих армий, турки мало-помалу начали выживать их из их счастливых стран и теперь ограничили их (за исключением Кандии) владениями нескольких малых греческих островов, которые они присоединили с большими издержками и затруднениями.
Первый почет приобрели они в военном походе на Истрию морем, и будь они верны своей супруге, т.е. равнине вод, с которой они некогда породнились, турки никогда бы над ними не имели перевеса и не были бы способны к осаде какого бы то ни было из их владений, куда они должны были перевозить свои армии на галерах.
Генуэзцы были также чрезвычайно могущественны и владели многими пунктами на Востоке и часто состязались за превосходство с венецианцами, поочередно одерживая верх в продолжительных морских войнах. Поистине, генуэзцы были наиболее знаменитыми коммерсантами во всей Европе, как на море, так и на суше, в течение многих лет.
Французы в делах против Англии усиливали свои войска отрядами генуэзских стрелков из луков; так, например, в сражении при Кресси у французов было двенадцать тысяч таких стрелков; в море они также часто усиливали свои флоты большими генуэзскими судами, называемыми карраками. Но после того как Магомет II взял Константинополь, они потеряли Каффу и весь Таврический Херсонес со всей торговлей Эвксинского моря. И хотя они посылали много запасов через Геллеспонт, но уже, претерпевая часто поражение от турецких пушек, они начали ослаблять свои подкрепления и скоро после этого были вытеснены из этих вод. Венецианцы, однако, и до сего дня хорошо удерживают свое богатство морскими силами, хотя теперь они слабее, чем были прежде; и со стороны христианских королей, их соседей, было слишком опрометчиво, что они составили лигу против венецианцев, в то время как не могли не видеть, что последние представляли и представляют теперь самый сильный оплот Европы в борьбе против турок. Генуэзцы же, имеющие теперь только несколько галер, совершенно как будто выродились и сделались торгашами денег и булочниками испанского короля.
Все государства и королевства мира изменили свой строй и политику. Самая империя, которая давала свет всем княжествам, подобно Фаросу, или служила маяком всем морякам, теперь погрузилась до уровня моря… Так что теперь она сделалась самым расстроенным государством в мире, будучи империей лишь по титулу, но без территории, – свободных и ганзейских городов, которыми принцы не более желают управлять, чем они им повиноваться. Будучи значительно менее в численности теперь, чем ранее, и слабее по силе и достоинству, они, если не очень способны ожидать других, то, как весьма разрозненные, имеют достаточно дела для самообороны…
Кастильцы тем временем возвеличиваются и ошибочно мнят себя самыми великими; браками, завоеваниями, покупкой и происками они поглотили все королевства в пределах Испании, с Неаполем, Сицилией, Миланом и Нидерландами, и много мест, принадлежащих империи и ее князьям, кроме Индии – восточной и западной, островов Западного океана и многих других мест в Берберии, Гвинее, Конго и в других странах.
Франция также расширилась наполовину и присоединила Нормандию, Бретань и Аквитанию, со всем, что Англия имела на том берегу моря, вместе с Лангедоком, Фуа, Арманьяком, Берном и Дофине.
Что касается до королевства Великобритании, то оно сделало сильные приобретения для его величества. Задняя дверь – через которую так часто к нам входили и заставали нас врасплох, – теперь заперта; и впредь мы не будем нуждаться в двуликом Янусе, чтобы смотреть на север и на юг одновременно.
Но ни одно богатство не возросло так быстро, как богатство Соединенных Провинций, особенно в их морских силах, и это сделано путем совершенно противоположным, чем во Франции и в Испании; в последней – вторжением, в первой – притеснением. Я сам припоминаю, когда один корабль ее величества заставил убрать паруса и стать на якорь сорок голландских судов; тогда они не спорили de Mari Libero, но с готовностью признали Англию, как Domini Maris Britannici. Что мы менее могущественны теперь, чем были тогда, это я едва ли могу думать, потому что хотя в настоящее время мы не имеем ста тридцати пяти кораблей, в 500 тонн каждый, принадлежащих подданным, какие, как говорят, мы имели в двадцать четвертый год королевы Елизаветы. В то время, по общему мнению, насчитывалось в Англии около 1172 000 человек, способных носить оружие, – тем не менее, наши торговые суда теперь носят значительно более строевой характер и лучше снабжены, чем тогда, и королевский флот вдвое
Наша морская боевая сила теперь не менее той, какую мы имели ранее, если принять во внимание тип и снабжение наших кораблей, потому что в настоящее время у нас имеется 400 коммерческих парусных судов, которые, если бы их приспособить для военных целей, испанцы назвали бы галионами; к этому мы можем прибавить двести парусных гульков («crumstersor noys») из Ньюкасла, из которых каждый может носить шесть 9 1/2 фунтовых орудий, или четыре 5 1/2 фунтовых, не требуя для этого никакой переделки, кроме пристройки легкого спардека в носу и корме, что весьма не трудно. Двести из этих 400 судов, по причине их чрезвычайной поворотливости, способности к лавировке и по малому углублению их, – весьма ценны для службы близ берегов и во всех бухтах и реках. Я скажу, что одни только эти суда при хорошем экипаже и при хорошей команде наделали бы много хлопот самому сильному правителю в Европе при встрече в морях с его флотом. В самом деле, они лавируют так легко и так поворотливы, что если их разбить на маленькие эскадры, так, чтобы три из них сразу могли стрелять залпами по большому судну или вообще занимали бы какое-либо определенное и выгодное для обстрела положение относительно неприятельского флота, то непрерывным огнем из своих 9 1/2-фунтовых орудий они могли бы перебить массу команды неприятеля или даже совершенно расстроить его флот кораблей с прямыми парусами [6] .
Мне кажется, что если образовать авангард из таких гульков, которые легко превзойдут в лавировке всякий другой тип судов, с баталией из четырехсот других боевых судов, и арьергард из тридцати кораблей, для поддержки и ободрения остальных, то я не знаю, какая сила может быть собрана во всей Европе для поражения их. И если мне будут возражать, что Штаты могут снарядить гораздо большее число судов, то я отвечу, что сорок кораблей вместе с 600 вышепоименованных судов составляют несравненно большую силу, чем все, что Голландия и Зеландия могут снарядить для войны. И надо сказать также, что большее число внесло бы такое же смущение, какое имело место в сухопутной армии Ксеркса, состоявшей из 1700 000 солдат, так как, в самом деле, существует известная количественная норма для боевых сил как на суше, так и на море, переход за которую вносит только беспорядок и смущение в сражение.
Но отчего возникло это тревожное сравнение наших сил с силами соседей? Не оттого, что последние воспитывают больше моряков, чем мы, и не от увеличения их торговли во всех частях мира. Не оттого, что французы залезают во все уголки Америки и Африки, а испанцы и португальцы занимают торговлей большее число кораблей (исключая рыботорговли), чем делают это Нидерланды; но тревога происходит от неоспоримой алчности таких господ, которые получили патенты и привилегии и открыли путь к транспортировке нашей английской артиллерии».
6
Надо думать, что поворотливые суда, о которых Ралейг говорит, носили косые паруса («fore-and-aft-rigged»); корабли с прямыми парусами («square-rigged») он называет «cross-sails-ships».
Далее Ралейг жалуется на мануфактуру и на экспорт из нашей страны во владения иностранных наций, заявляя, что если бы Испания не имела большого количества наших железных орудий, то она не могла бы снять с батарей своих портов медных орудий для вооружения ими кораблей 1588 г., и затем продолжает:
«Конечно, преимущество, которое Англия имела своими луками и стрелами в былое время, никогда не было так велико, как могло бы быть теперь преимущество нашей железной артиллерией, если бы мы или удерживали ее в пределах своих владений, не давая нашим недругам, или снабжали бы ею умеренно наших друзей. Как при помощи первых мы стяжали много славных побед и сделались господами многих владений, так при помощи последних мы могли бы обладать морями и торговлей всего мира. Но, к нашему будущему вреду, и к какому вреду – я еще не знаю, мы приготовили кованые молотки и выпускаем их теперь из наших рук для того, чтобы ими же дробили наши собственные кости».
Эта характеристика написана между 1609 и 1617 гг., т.е. от 43 до 35 лет ранее того, как разразилась морская война между Англией и Соединенными Провинциями, которую Ралейг предвидел, но которой не боялся. Мы можем видеть, что даже в это раннее время все данные для морской войны были налицо, и обсуждая то, что случилось в позднейший период, мы не можем не прийти к заключению, что развитие морских держав во всех направлениях вело к необходимости возникновения морской войны. Споры за господство над британскими морями, которые происходили между литературными бойцами в несчастное царствование Карла I, не нуждались в санкции соответствующих приготовлений со стороны правителя для того, чтобы война настала. Мало было сделано для выяснения того влияния, которое могли иметь на возникновение гражданской войны понимание Карлом морских условий своего королевства и недостаток этого понимания со стороны оппонирующих ему подданных, но кажется то несомненно, что главная часть денежного вопроса была морская и что высшие классы кораблей, которые Карл построил и снарядил, имели весьма существенное влияние на ход голландских войн.
В первой войне беспрестанно раздавались жалобы адмиралов на худшие качества голландских кораблей по сравнению с английскими. Но уже во всяком случае несомненно, что когда разразилась первая Голландская война в 1652 г., то те два элемента, обширная морская торговля и мореходные суда, о которых я говорил как об основах морских войн, были налицо с обеих сторон. Что касается до мореходных качеств военных кораблей, то в этом отношении, во-первых, сделаны были большие успехи, а во-вторых, благодаря соседству двух воюющих сторон и ограниченности театра, на арене которого разыгралась драма, эти качества имели и не столь существенное значение.
Борьба велась за обладание морем независимо от того, должен ли был или нет успех в ней сопровождаться территориальными завоеваниями. Так как обе стороны имели обширную торговлю, то каждая из них вынуждена была прежде всего защищать последнюю. То, что составляло силу страны в мирное время, сделалось ее слабостью в войне, и необходима была морская сила для воспрепятствования неприятелю извлечь для себя выгоду из такой слабости противника. С другой стороны, для каждого государства должно было сделаться главной целью достижение возможности – после обеспечения безопасности своей собственной морской торговли – напасть на торговлю неприятеля, расстроить и даже уничтожить ее, на что всегда нашлись бы люди, так как захват призов манил их к себе двойной выгодой. Одно только уничтожение коммерческого судна было потерей для обладавшего им государства, но не представляло никакой выгоды для его противника; пленение же коммерческого судна не только составляло потерю для обладавшего им государства, но, кроме того, сопровождалось прямой материальной выгодой для победителя.
Эта большая двойная цель – сохранение собственной морской торговли и расстройство торговли неприятеля – могла быть намечена прямо или косвенно. Морская сила могла быть разделена так, чтобы одна половина оберегала торговлю государства, защищая ее от нападения неприятеля, а другая половина старалась бы прорвать, так сказать, морской конвой торговых судов неприятеля и нанести последним вред. В этом случае происходили бы сражения между силами оборонительными и силами наступательными. Были бы две войны одновременно. Для того чтобы облечь изложенное в конкретную форму, я скажу, например, так: Англия атаковала бы силы голландцев, обороняющие голландскую торговлю, а Голландия атаковала бы силы Англии, обороняющие английскую торговлю.