Морские были
Шрифт:
Тронутый этой заботой, Беринг сказал:
– Спасибо, друг... Теперь мне будет спокойнее и теплее...
Моряк не расслышал этой благодарности командира. Уронив лопату, он отполз в угол землянки и лег там, бессильно раскинув руки. Беринг долго всматривался сквозь полумрак в бледное, словно светившееся лицо матроса, пока не понял, что тот уже мертв.
Это был третий человек из команды пакетбота "Св. Петр", умерший в течение дня. Из оставшихся в живых только трое могли кое-как ходить. От них зависела судьба всех остальных...
Молча слушая заунывный свист ветра,
Еще недавно эти люди смеялись, и радость светилась в их глазах. Холмы и скалы, что обозначились на горизонте, они приняли за берег Камчатки. Многие уже называли знакомые сопки, заливы, бухты. А Беринг знал, что они ошиблись, что впереди - неизвестная земля. Но он никому не сказал об этом ни слова...
Потом на ближайший холм поднялся разведчик. Он увидел вокруг малого острова свинцовую океанскую даль...
Тогда кто-то из моряков спросил у капитана:
– Это... значит?..
Беринг пожал плечами и отвернулся:
– Да, это - конец...
Его удивило спокойствие, с каким моряки выслушали суровое признание. В какой уже раз с восхищением подумал он о железной выдержке этих простых русских людей, поистине не ведавших ни отчаяния, ни страха. Матрос, ходивший в разведку, сказал:
– На острове, сколько я ни вглядывался, нет даже малого деревца. Высокая трава растет в межгорьях, да только из травы не построить нам корабля...
Красноярский казак Савва Стародубцев, человек, не ведавший ни уныния, ни печали, оборвал разведчика насмешкой.
– Это как же понимать-то тебя, любезный? Может, и посылали мы тебя с расчетом, чтобы ты заупокойную принес? Не палуба все же, - земля у нас под ногами. И на ней есть травы, - вот уже лекарство от цинги. И снег имеется, вот уже и вода, по какой в океане мы истомились. А может и рыба у берега найдется, - должна найтись! Я видел, тут вот прямо под скалой морской бобер играет, - это и мясо, и мех, и жир. Не про погибель нам думать надобно, моряки. Умереть - дело не хитрое, это всегда успеется. А выстоять, выжить на этих каменьях у самой пучины да на яростном ветру, - тут и смекалка, и силенка, и железо в характере необходимы...
Железо в характере необходимо! Эти слова простого русского моряка не выходили из головы капитана. Сколько помнил себя Витус Беринг, ему именно того "железа" и не хватало.
Долгими бессонными ночами, когда леденящий северный ветер прогонял тяжелое забытье, умирающий командор вспоминал год за годом всю трудную, скитальческую свою жизнь, - и тихий отцовский домик в приморском датском городе, и пристань, где он впервые увидел морские корабли, и то, как испытывал он зависть к беспечным и веселым морякам, уходившим в далекие южные страны.
Беринг с детства увлекался морем.
Капитан-голландец принял его в матросы. Ощупал мускулы, крепко встряхнул за плечо и, отвернувшись, процедил сквозь зубы:
– На палубу... Марш...
Возвратясь из Ост-Индии в Амстердам, Беринг, уже опытный матрос, узнал, что из Петербурга прибыл важный сановник вербовать моряков в российский флот. Он обещал заманчиво высокое жалованье, повышения в чинах, и
Но когда война против шведов была победоносно завершена и многие офицеры флота получили высокие чины, Беринга ожидало большое огорчение: он был оставлен в прежнем чине капитана 2-го ранга. О нем говорили, как об исполнительном офицере, который всегда пунктуально выполнял предписанное в приказах. Казалось бы, разве этого мало? Но петровская военная школа требовала от каждого солдата, матроса и, тем более, офицера проявления находчивости и инициативы. А за Берингом не числилось ни смелых самостоятельно принятых решений, ни героических подвигов. Буква приказа была преградой, которую он не решался преступить. Слишком мешала Берингу в военных делах эта подчеркнутая осторожность.
Огорченный моряк решил уйти в отставку. В Адмиралтейств-коллегий его не упрашивали. Берингу разрешалось возвратиться на родину. Так просто, легко и быстро все это произошло, - минуло лишь две недели, и он уже получил паспорт. Но теперь, когда дорога в Данию была для него открыта, Беринг испытывал такое чувство, будто в России он оставлял самое дорогое, с чем так сроднился, чем жил...
Почти ежедневно корабли уходили в свинцовую даль Балтики, направляясь в Копенгаген, а Беринг оставался на причале. Только взбежать бы по сходням, закрыться в каюте, и не заметишь минуты, как, дрогнув, поплывут берега. Но труден этот шаг, слишком труден! Хочется еще раз пройти по Невскому, постоять над могучим разливом Невы, увидеть стройные паруса знакомых кораблей...
Закончился март, промелькнули волшебные белые ночи, неприметно промчалось парное, в дымке восходов и закатов петербургское лето. Уже августовский ветер уверенно наполнял паруса кораблей, когда Беринга вызвал генерал-адмирал Апраксин.
В его жизни это было огромным событием. Президент Адмиралтейств-коллегий, один из ближайших помощников Петра, человек всесильный в российском флоте, вдруг милостиво приглашал к себе почти безвестного, к тому же ушедшего в отставку капитана 2-го ранга!..
Генерал-адмирал ласково принял Беринга и предложил ему принять командование над шестидесятипушечным "Марльбургом".
Одновременно Беринга повышали в чине. Теперь он стал капитаном 1-го ранга.
Однако военная служба Беринга продолжалась недолго. Уже в начале следующего, 1725 года ему вручили собственноручно написанную Петром инструкцию и указ о назначении его начальником большой экспедиции. Капитану предписывалось отправиться на Камчатку, построить один или два корабли и следовать вдоль берегов на север...