Морские гезы
Шрифт:
До наступления темноты до берега не добрались, и я приказал лечь в дрейф. Утром ветер сменился на юго-восточный, принес сухую, летнюю жару. Для начала сентября неподходящая погода. Голландцы сразу приуныли, стали напоминать сонных мух. Холод они переносят легче. Ближе к полудню взбодрил их крик впередсмотрящего, который увидел корабль.
— В каком он направлении и что за корабль? — спросил я.
Впередсмотрящий показал на северо-восток и сообщил:
— Вроде бы галеас.
Да, это был галеас — помесь галеры с парусником. Длиной метров шестьдесят, шириной около десяти. Борта высокие и вверху заваленные внутрь. Впереди шпирон — что-то типа тарана с металлический наконечником. Им врезались во вражеский корабль,
С попутным ветром мы быстро догнали галеас. Когда дистанция сократилась до мили, с его кормы выстрелили холостым из фальконета. Наверное, предупреждали, чтобы мы не приближались. Я демонстративно повернул левее, показывая, что всего лишь иду в том же направлении. Мне не поверили. На галеасе началась предбоевая суета. Стрелять, правда, не спешили. Не потому, что приняли за своих. Тяжелые пушки на галеасе стоят в форкастле и ахтеркастле, а на бортах, на палубе над банками гребцов, — легкие. Пока они приготовили пушки к стрельбе, мы уже были вне зоны обстрела кормовых и еще вне зоны обстрела носовых, а из бортовых палить по нам не сочли нужным. Пригодятся, если пойдем на абордаж. Они не подозревали, что у нас такого намерения нет. Мы начали обгонять галеас по его левому борту на дистанции немного меньше кабельтова. Видны были воины в шлемах-морионах и кирасах, не меньше двух сотен, которые стояли вдоль левого борта и возле ахтеркастля.
— Приготовиться к стрельбе! — приказал я.
Цели комендорам я всегда объясняю заранее. Карронады заряжены картечью для поражения живой силы противника. Пушки будут стрелять ядрами по носовой башне по мере выхода на нее. Комендоры уже раскрепили орудия. Нет ничего страшнее сорвавшейся пушки, особенно во время шторма. Ее смертельная пляска иногда заканчивается тем, что ныряет в море вместе с куском борта. Палуба возле пушек смочена водой и посыпана песком, чтобы ноги не скользили. Приготовлены ядра и книппеля, мешочки с зарядами пороха и фляжки с порохом для затравки, тали, банники, ведра с уксусом, разведенным водой, зажжены фитиля. Обычно канониры раздеваются по пояс, потому что им скоро станет очень жарко, и повязывают голову косынками, чтобы пот не заливал глаза. После выстрела часть порохового дыма попадают внутрь корабля, так что после трех-четырех залпов лица и торсы становятся черными, как у шахтеров. Дым этот ест глаза, они слезятся. К нему добавляется еще и испарившийся уксус, которым тушат в стволе недогоревший порох и остатки пыжа. Уксус, правда, первым делом лезет в нос, но слезу тоже вышибает.
Когда мы поравнялись с галеасом, на нем начали убирать марселя и зашевелись весла. Их опускали к воде. Видимо, решили сами пойти на абордаж.
— Карронады, залпом пли! — скомандовал я.
Фрегат качнулся во время залпа. Облако черного дыма полетело в сторону вражеского корабля. Казалось, именно дым разогнал воинов с палубы и заставил гребцов уронить несколько весел в воду. Следом рявкнули две пушки. Одна всадила ядро в корпус позади форкастля, а вторая попала прямо под основание башни. Мы обгоняли галеас, а наши пушки по одной-две продолжали стрельбу. Точность была не ахти, но пара ядер угодила прямо в середину форкастля, из-за чего у него обрушился подволок.
Мы обогнали галеас и начали уходить влево, чтобы совершить поворотфордевинд и поприветствовать противника левым бортом. Когда мы были впереди него кабельтовых в полутора, галеас повернулся
— Как руль? — спросил я рулевого.
— Слушается нормально! — доложил он.
Это хорошо. Иначе бы пришлось рулить парусами, что сложно даже в мирной обстановке. Мы обогнали галеас почти на милю, после чего начали поворот. Матросы у меня опытные, работают быстро. Особенно, когда чуют запах денег.
Галеас шел прямо на нас, собираясь вонзиться шпироном в борт. Я подпустил его кабельтова на полтора, после чего приказал встретить залпом из пушек. Ядра окончательно разрушили форкастель, сломали фок-мачту и грот-мачту и изрядно повредили ахтеркастель. За облаком дыма нас упустили из виду или с рулевыми что-то случилось, но галеас не подвернул влево. Мы проскочили у него по носу метрах в ста. После залпа карронад почти все весла левого борта так и остались опущенными в воду. То ли борт слишком тонок, то ли картечь залетала через весельные порты.
Фрегат начал поворачивать право, чтобы лечь на обратный курс и возобновить обстрел орудиями правого борта. Галеас, лишенный мачт и, как догадываюсь большого количества гребцов левого борта, потерял инерцию переднего хода и замер. К тому моменту, когда мы развернулись, вражеский корабль сумели развернуть к нам носом, чтобы уменьшить площадь обстрела. Форкастель превратился в груду обломков, но шпирон торчал боевито.
— Пушки, по кормовой надстройке, огонь! — скомандовал я.
В цель попало не меньше трех ядер. Вверх подлетел и потом упал в воду большой кусок переборки, матрац в желтоватом наматрацнике, судя по плавучести, набитый соломой, обломок скамьи и какие-то тряпки. Поскольку галеас больше не двигался, легли и мы в дрейф бортом к нему, ожидая, когда перезарядят пушки.
На галеасе, видимо, решили, что перезаряжать их будем долго, и, подгребая веслами правого борта, повернулись им в нашу сторону.
— Всем укрыться! Карронады, огонь! — приказал я и сам присел за фальшборт.
Залп карронад совпал с залпом десятка, если не больше, фальконетов.
Я встал. Между кораблями повисло облако густого черного дыма. На палубе фрегата лежали два раненых матроса. Ядро из фальконета попало в порт карронады и одному разворотило бок, не жилец, а второму зацепило руку, крови было мало.
Пороховой дым разогнал ветер. Правый борт галеаса был в светлых метках от картечин. На палубе не было видно ни одного человека. Потянулись минуты ожидания.
— Пушки заряжены! — продублировал доклад с гондека Ян ван Баерле.
— Целиться по ахтеркастлю галеаса! — приказал я.
Когда через полминуты поступил доклад, что ахтеркастель взят на прицел, я отдал приказ:
— Огонь!
На этот раз враг нам не ответил. Примерно две трети наших ядер попали в ахтеркастель и кормовую часть корпуса галеаса. Обломков полетело столько, что я подумал, что вражеский корабль сейчас пойдет ко дну. Не пошел, хотя с правого борта в надстройке и корпусе появилась большая пробоина с кривыми краями. Стали видны люди, которые лежали па палубе в каютах. Никто из них не шевелился. Некоторые ядра прошили галеас насквозь.
Я подождал немного, а потом крикнул на испанском языке:
— Будете сдаваться или решили погибнуть?
С минуту никто не отвечал. Я уже было решил дать по галеасу залп из карронад, когда на палубе появился матрос и замахал руками.
— Мы сдаемся! — крикнул он.
— Офицерам прибыть на мой корабль! — крикнул я.
— Офицеры все погибли! Самый старший я, боцман! — сообщил испанец.
— Отбери три десятка человек и принимай командование призом, — приказал я Матейсу ван Лону. — Найди документы на груз и перешли сюда. Испанскому экипажу пообещай, что всех, в том числе рабов и каторжников, отпустим в португальском порту Фару.