Морские глубины. 2. Песнь бездны
Шрифт:
Обхватив Аню чуть покрепче, Дайос двинулся к воде, пока то, что было с ними в одной комнате, их не увидело. Надо было унести ее в безопасное место. В воде было безопасно. Там было…
— Стой, — сказала Аня слишком громко. — Дайос, стой.
В эту секунду замешательства, когда он сделал бы все, о чем бы она ни попросила, обломки наконец-то раздвинулись, и из-под них встал мужчина, покрытый пылью, черным пеплом и собственной кровью.
На удивление знакомый мужчина.
Каждый плавник на теле Дайоса встал дыбом, и он оскалил зубы, снова чувствуя прилив знакомой ярости.
И никогда в жизни он не хотел убить кого-либо так сильно.
ГЛАВА 39
АНЯ
Она не могла коснуться своего лица. Аня плохо понимала, что случилось, но подозревала, что сознание еще не вернулось к ней до конца. В ее щеке, похоже, застряли осколки, и она не очень понимала, как они туда попали.
Чувствовала только, что ей было жарко, когда она проснулась, и что ее держали в надежных, сильных руках. Она знала, кто ее держал. Как она могла не знать?
Дайос всегда был в ее снах. Она хотела оказаться в его объятиях, поэтому неудивительно, что ей приснилось, будто она лежит в гнезде его рук, в полной безопасности слушая его равномерные сердцебиения.
Она смутно понимала, что ей больно. Чувствовала. Проснувшись настолько, чтобы осознать, что это вовсе не сон, Аня ощутила осколки на своем лице. И странное давление в черепе. Нет, на черепе.
В груди снова заворочалась паника. Она не хотела думать, что это была Битси, но… что ей делать, если дроид сломалась? Она же ничего не слышала. Ни Дайоса, ни стонов разрушенного здания. Такая близость к взрыву тоже не помогала — он все еще давил на нее полнейшей тишиной.
Она не могла дышать. Не могла оставаться в его руках, потому что ей что-то нужно было вспомнить, но все мысли разлетелись на осколки.
Аня не могла спокойно сидеть на месте. Не могла лежать в его руках, потому что ей нужен был воздух. Ей требовалось пространство, время, чтобы осознать, что она только что лишилась всего, на что полагалась. С трудом двигаясь и не слушая его протесты, она встала рядом с ним и просто… вдохнула.
Но чертов воздух был полон дыма, потому что она только что уничтожила свой дом и теперь истекала кровью.
Теплые капли стекали по ее рукам. Аня смотрела, как алые струйки текли по коже, и не могла оторвать взгляд. Впервые с того момента, как очнулась, она осознала, что с ней что-то серьезно не так. Аня не могла опереться на ногу, но уже вспомнила, что ее распороло ножом, когда она освобождала ундин. А потом…
По позвоночнику пробежал холодок. Она вспомнила другой важный момент. Самый важный, если учесть, кто стоял на противоположной стороне комнаты.
Каким-то
Пистолет лежал на полу прямо перед ним. Они увидели его одновременно, и отец наклонил голову, глядя на нее и на ундину рядом с ней.
Очевидно, они подумали об одном и том же. У него было время поднять пистолет первым, если сделать это быстро. Но Генерал был покрыт кровью и грязью не меньше Ани, и это было бы для него затруднительно.
Он что-то сказал, но с такого расстояния девушка не могла прочитать его губы. Дайос положил руку ей на лодыжку, а когда она посмотрела на него, изобразил что-то вроде:
— Он хочет твоей смерти.
Она знала. Как бы это ни было больно, она знала.
Генерал стоял там и шевелил губами, но она понятия не имела, что он говорил. Наверное, она и не хотела знать. Он извергал ненависть и честные признания — она ему не нужна. Никогда не была нужна.
Генерал уже сказал все, что ей нужно было услышать. Он считал ее ничтожеством из-за ее матери. Он всегда считал ее всего лишь заменой. Как и мать, она должна была стать символом, лицом, но ею оказалось так же сложно управлять.
Генерал отобрал ее у матери в надежде превратить в инструмент, который можно будет использовать в своих целях. Все воспоминания детства внезапно оказались безвозвратно запятнаны.
Они никогда не ладили. Генерал был плохим отцом, но она всегда думала, что он хотя бы немного ею гордился. Теперь стало ясно, что все это было обманом. Способом ею управлять. Сделать из нее маленькую куколку, чтобы дергать за ниточки и указывать, какие слова говорить.
Глупо было вообще доверять ему, но Аня не могла изменить прошлого. Оставалось только продолжать двигаться вперед, к будущему, которым можно гордиться.
— Заткнись! — закричала она, напрягаясь, чтобы слова вышли настолько громкими, насколько возможно. — Не хочу больше ничего слышать от тебя. Я ухожу. Можешь оставаться в своем разрушенном городке, спасать, что сможешь. Я сломала клетку. Мне пора улетать.
Словно в замедленной съемке она увидела, как Генерал подхватывает лежащий у его ног пистолет. Он поднял оружие, направил его на нее, и она поняла, что ему хотелось увидеть ее страдающей. Он не стал целиться ей в голову. Он целился в грудь, словно знал, что там будет больнее всего. Прямо в ее разбитое, раненое сердце.
Как же давно она не слышала громких звуков. Уж тем более выстрела. Они были знакомы ей со времен, когда Аня еще не лишилась слуха, когда она была всего лишь ребенком.
Она помнила этот звук. Могла представить, как пуля покидает пистолет, как рикошетят от стен звуковые волны. Зажмурившись, она стала ждать, когда новая вспышка боли присоединится к тем, что уже сжигали ее тело.
Но новой боли не появилось. Совсем.
Открыв глаза, она замерла в шоке, снова увидев перед собой Дайоса. Оскалив зубы и глядя черными глазами ей в самую душу, он стал ее живым щитом. Он дернулся опять, наклоняясь ближе, и его дыхание обдало ее лицо.