Морские истории
Шрифт:
И, прихватив машинный журнал, пошёл вверх по трапам.
Если учесть, что каюта второго механика находилась на третьей палубе, то ему пришлось преодолеть восемь трапов. Но энергии у Иванова было хоть отбавляй, поэтому он без труда их преодолел и, открыв «броняшку» на своей палубе, вышел в коридор. Крайняя каюта была его.
По сравнению с машинным отделением в каюте было прохладно. Кондиционер добросовестно охлаждал помещения надстройки, а притушенный свет создавал мягкий полумрак.
Сполоснув руки и лицо, Иванов
Несмотря на своё тропическое расположение, остров Свободы жарой в эту февральскую ночь не баловал. Было прохладно, отчего Иванов даже поёжился. Привык он за последний месяц к жаре. Если днём температура воздуха достигала двадцати пяти градусов и выше, то сейчас было точно ниже двадцати.
Невольно подумалось: «Как бы кондиционер не обмёрз», – но он тут же откинул от себя эту мысль и, перегнувшись через фальшборт, принялся осматривать причал, возле которого ошвартовался «Оренбург».
Причал был пустой. Только где-то вдали у высокого забора были навалены какие-то кучи мусора, но разглядеть, что там находилось, в темноте ночи было невозможно. Сам причал освещался яркими прожекторами, установленным на высоких столбах, поэтому рядом с бортом было светло, как днём.
На палубе никого не было. Вахтенный матрос на причале заканчивал подвязывать сетку безопасности под парадным трапом.
Иванов спустился на причал и перекинулся несколькими фразами с вахтенным, но тот был занят своими делами и желания поговорить у него не возникло, тогда Иванов поинтересовался:
– А по носу у нас кто стоит?
– Похоже, банановоз, – нехотя ответил вахтенный. – Когда швартовались, я с бака видел, как там грузили или выгружали ящики на паллетах.
– А какой его порт приписки? – не отставал Иванов от матроса, ему захотелось узнать, советский это пароход или нет. А если советский, то на нём можно было познакомиться с кем-нибудь или просто поговорить с коллегами.
– Да я как-то не обратил на это внимания, – недовольно ответил матрос, – не до этого было. Но что не наш, так это точно.
Иванов с интересом посмотрел вперёд, но разглядеть ничего не смог. В районе банановоза освещение было не таким ярким, как возле «Оренбурга».
– Пойду-ка я посмотрю, что они там грузят, – вслух выразил он свои мысли.
– Сходи, – безразлично пожал плечами матрос и, закончив обвязку трапа, пошёл на борт.
До четырёх утра всё равно делать было нечего, и Иванов, чтобы удовлетворить собственное любопытство, пошёл к впередистоящему судну.
Это был и в самом деле банановоз. Он стоял к «Оренбургу» кормой, поэтому Иванов прочитал, что порт его приписки – Панама, так что ничего интересного для себя он на нём бы не нашёл, даже если бы и поднялся на борт судна.
Отойдя от причальной линии, он осмотрел банановоз со стороны. Даже с первого взгляда было ясно, что ему лет тридцать. На бортах выделялся чуть ли не каждый
На расстоянии метров в тридцать Иванов прошёл вдоль всего корпуса банановоза и развернулся, чтобы вернуться на судно. Любопытство своё он удовлетворил.
Проходя мимо второго трюма банановоза, напротив которого стояло много паллет с готовыми к погрузке ящиками, он неожиданно услышал окрик:
– Комарад! – на который обернулся.
Невольно что-то ёкнуло в груди от осознания того, что он что-то нарушил в портовских правилах и теперь не оберётся проблем.
На него смотрели два внушительного вида мужика в спецовках. Наверное, это были грузчики, но так как в погрузке был перерыв, то они стояли, прислонившись к одной из стопок ящиков, и поэтому Иванов их не увидел.
От души отлегло. «Хорошо, что не полиция», – подумалось ему.
Мужики были настроены доброжелательно и приветливо улыбались, подзывая к себе жестами. Иванов подошёл к ним, поприветствовав жестом руки, согнутой в локте и сжатой в кулаке. На Кубе такой жест означал: «Но пасаран» – «Они не пройдут».
Один из мужиков начал что-то быстро говорить по-испански, но Иванов, кроме «ноу компрендо», «муча трабаха», «мучача» и «шервеза», по-испански ничего не знал. Поэтому по-английски ответил, что не понимает их.
Тогда один из мужиков начал тыкать пальцем в банановоз и в него, добавляя при этом какие-то междометия недовольным тоном. Иванову стало понятно, что он спрашивает его, не с банановоза ли он.
Иванов отрицательно покрутил головой и начал тыкать пальцем в «Оренбург», добавляя при этом уже известное «но компрендо», и для пущей убедительности произнёс, ударяя себя в грудь, знаменитую фразу из кинофильма: «Русо маринеро облико морале».
Лица мужиков после такого заявления вообще расплылись в улыбках, и они, обняв Иванова за плечи, повели его, что-то приговаривая, к стопкам ящиков, готовых к погрузке.
Один из новых знакомых распахнул полы куртки, в которую был облачён, и вынул из ножен внушительный тесак.
Иванова непроизвольно посетила мысль: «Ну вот и хана пришла тебе, дорогой». Но новый знакомый и не подумал покушаться на его ничтожную жизнь, а распорол один из ящиков, в то время как второй мужик подставил полу своей куртки под посыпавшиеся из ящика апельсины.
Иванову был предложен один из апельсинов, и мужики жестами показали, чтобы он его попробовал. Иванов взял апельсин и попытался его очистить, но кожура оказалась настолько твёрдой и толстой, что он пальцами не смог её надорвать.