Морские истории
Шрифт:
Оказывается, что все они вместе учились в ОВИМУ, но только в разное время. А когда начали вспоминать курсантские годы, то Александр со смехом рассказал, как он привёз с собой из отпуска грелку с самогонкой и прятал её от старшины, чтобы угостить друзей с курса, а те в ответ угощали его салом.
Иванова поразило то, что никто ничего не скрывал. Не было того чувства угнетённости, которое он сам иной раз испытывал на различных судах. Здесь не надо было прятаться от помполита и увиливать от скользких вопросов куратора КГБ по приходе в порт и бояться,
Здесь была атмосфера дружбы и взаимопонимания.
Капитан со смехом рассказал, как он перед отходом на Кубу поставил условие, чтобы каждый член экипажа в необходимой степени был обеспечен пивом, поэтому судну даже пришлось задержаться на сутки в ожидании машины пива из Праги. Зато теперь у них весь провизионный трюм полон пива, и они в нём не испытывают недостатка. Каждый может взять себе его столько, сколько позволяет зарплата.
Мужики не только рассказывали о своей жизни, но и интересовались тем, как она проходит на советских судах.
Иванов не стал размазывать серые и чёрные краски о своём житье-бытье. Ведь и у этих ребят были тоже и шторма, и поломки механизмов, да мало ли что может приключиться в жизни моряка, пока он находится в море. Ведь у всех у них были не только море, солнце, тропики, пляжи и пиво, но и грязная и тяжёлая работа. Но когда он сказал, что у них на судне есть четыре женщины, то электромеханик как-то нездорово заинтересовался этим. Иванову даже не понравилась его неприкрытая вульгарность, когда он спросил, а не пользуются ли они услугами женского персонала за деньги.
Сдержав себя, Иванов попытался объяснить, что это невозможно и что все женщины являются такими же моряками, как и остальные члены экипажа, но было заметно, что его слова до электромеханика не дошли.
Говорить с этими парнями можно было до бесконечности. Но Серёга толкнул Иванова в бок, а когда тот поднял на него глаза, сказал:
– Уже полдевятого. – Серёга постучал пальцем по стеклу наручных часов.
– Что случилось? – поинтересовался Александр.
– У нас дисциплина на судне, – пояснил Иванов, – и помполит отпустил нас только до девяти часов, поэтому нам надо возвращаться. – Он с сожалением развёл руками.
– Да, мы знаем о ваших комиссарах, с ними лучше не иметь дел, а то потом может быть много беды, – понял его капитан. – Я сам проходил практику на судах Черноморского пароходства, поэтому знаю, что такое увольнение на берег по три человека. – И он тут же вспомнил, на чём прервался их разговор: – А вот «Украины» у нас нет. У нас есть своя видеотека. Но там фильмы только на нашем языке или на английском. Так что ваш комиссар не одобрит ваш выбор, если вы принесёте на судно наши кассеты.
Иванов про себя усмехнулся: «Тем более что и видика у нас нет».
Но пришло время расставаться. Стармех предложил Иванову забрать оставшийся ящик с пивом с собой, но тот как представил, что его может ожидать при проносе спиртного на борт судна в иностранном порту, то сразу же замахал
– Ты что, Александр, не знаешь, что может случиться, если я его принесу?
– Да, – хлопнул себя по лбу стармех. – Извини, я забыл, что вы на советском пароходе.
Тёплая компания проводила их с Серёгой до самого трапа, и ещё долго Иванов слышал смех подвыпивших моряков с борта чешского судна.
«Оренбург» их встретил безрадостно.
Видавший виды трап с побитыми леерами поскрипывал и ходил ходуном, пока они поднимались на борт. Вахтенный в испачканной краской робе вяло махнул в знак приветствия рукой и опять уставился в какую-то одному ему известную точку за забором порта.
В надстройке, кроме отдалённого шума, работающего где-то внизу, в машинном отделении, дизель-генератора, было относительно тихо.
В коридорах, освещаемых неяркими лампочками накаливания, было пусто, и только в столовой команды дородные повариха Оля и дневальная Марина смотрели на мелькающий экран телевизора, в котором местный диктор что-то увлечённо тараторил по-испански про вести с сахарных полей, где началась сафра.
Пройдя к своей каюте, Иванов жестом попрощался с Серёгой, который тоже что-то скис, взойдя на борт суда. Его прежняя весёлость пропала, и он вновь превратился в неразговорчивого и сосредоточенного на своих бедах и проблемах обычного механика.
В каюте Иванов набрал номер телефона помполита, который через пару секунд поднял трубку.
– Валерий Палыч, мы пришли, – доложил Иванов.
– Ну и как? Можно у них поменять фильмы? – тут же поинтересовался помполит.
– Нет, к сожалению, – ответил Иванов и пояснил: – Вы были правы. У них только видик с кассетами.
– Ну я же вам говорил об этом, – напомнил ему помполит и поинтересовался: – А так всё нормально?
– Да, всё хорошо. Походили, погуляли, – слукавил Иванов. – Спасибо за увольнение.
– Да не за что, – довольно проговорил помполит, – отдыхайте, – но тут же вспомнил: – А помощнику доложились, что прибыли?
– Нет, извините, не доложил, – сознался Иванов, но тут же добавил: – Я думал, что это сделает вахтенный матрос.
– Ничего, я сам ему позвоню, – прервал его оправдания помполит, – пусть сделает отметку в журнале, – и повесил трубку.
Было без десяти девять, и Иванов плюхнулся на диван, перебирая в памяти прошедший вечер и рассказы своих новых знакомых.
Наверное, он заснул, потому что очнулся от трезвона никогда не дремлющего телефона.
– Алексей Дмитрич, – услышал Иванов голос помполита, – зайдите, пожалуйста, ко мне.
– Хорошо, – ответил ничего не понимающий Иванов. Он по привычке глянул на часы. Было почти десять часов.
Что там могло случиться, что побудило помполита позвонить ему так поздно? Что, он целый час разбирался с журналом увольняемых, что ли? Или помощник что-то напутал? Иванов даже представить себе не мог, что ещё могло случиться. И с такими мыслями он поднялся в каюту помполита.