Морские истории
Шрифт:
Тогда владелец ножа перевернул нож рукояткой к нему и жестами показал, чтобы их новый знакомый использовал его для очистки апельсина.
Взяв нож и аккуратно крест-накрест надрезав кожуру, Иванов снял её с плода.
Увидев его манипуляции с апельсином, один из новых знакомых воскликнул:
– О, интеллигенто!
Но Иванов, не обращая внимания на его эмоции, разломил апельсин и съел одну дольку.
Выражение лиц и слова мужиков однозначно обозначали их интерес к тому, понравился ли ему апельсин. Увидев их любопытные взгляды, Иванов понял их и, выпятив большой
– Хорошо, гуд, перфекто, магнифико. – Откуда у него появился такой словарный запас, он и сам себе удивился.
Мужики поняли, что дружба завязалась, и принялись знакомиться. Одного из них звали Хуан, а другого Алехандро, а когда Иванов назвал своё имя, то они радостно принялись его повторять:
– Алексис, Алексис.
Мужик, что повыше и поплотнее, которого звали Хуан, обнял Иванова за плечи и подвёл к небольшой переносной будке, установленной возле выгруженных паллетов.
Около неё на земле лежали две сумки. Он приподнял одну, пошарил в её недрах и достал из сумки бутылку, заткнутую пробкой. Вцепившись в пробку зубами, он вынул её из бутылки и предложил Иванову попробовать содержимое. Что было в бутылке, Иванов не знал, но, во всяком случае, не молоко. Это он сразу понял по загадочному виду Хуана и Алехандро.
Иванов в нерешительности посмотрел на новых друзей, на открытую бутылку в своей руке, не зная, что ему в данный момент делать. Но Хуан, поняв его сомнения, взял его руку с бутылкой и мягко подталкивал её к лицу Иванова. В другой руке он держал очищенный апельсин и нежно, как мать ребёнку, приговаривал:
– Дринк, дринк, пить, пить, бебер.
И тут Иванов однозначно понял, что пить ему придётся, и совсем не прохладительный напиток.
Поднеся бутылку к носу, он понюхал, что же за питьё ему предлагают. В нос ударил стойкий сивушный запах, который он никогда ни с чем бы не спутал. Это был запах самой настоящей самогонки. Зная коварство этого напитка, Иванов выдохнул и сделал большой глоток.
Жидкость обожгла весь рот и гортань. Чувствовалось, что кубинская самогонка была намного крепче, чем сорок градусов.
Проглотив напиток, Иванов тут же засунул в рот, предложенный Хуаном апельсин.
Мужики от его действий были довольны и тоже сделали по глотку из бутылки.
Через пять минут языковой барьер был преодолён, и Иванов уже знал, что выгрузка ночью не ведётся и Хуан с Алехандро охраняют приготовленные апельсины. Что у них есть семьи и сколько детей у каждого. Что у Хуана есть даже любовница, хотя жена у него очень хорошая, но Хуан же мужчина сильный и его очень любят все женщины.
Переносная будка была открыта, и оказалось, что и у Алехандро была точно такая же бутылка, которая вскоре была опустошена. Откуда-то взялся небольшой транзистор на батарейках, и Хуан для разнообразия включил его. Это был, наверное, ночной канал, и одной из песен, несущихся из него, была «Санта-Лючия».
Когда песня закончилась, мужики уже сами, в своём собственном исполнении начали демонстрировать Иванову вокальные данные. Ох, как они заливались! И Иванов им вторил, хотя, кроме слов из припева «Санта-Лючии», ни одного слова больше
Песня ему нравилась. Она в исполнении Робертино Лоретта частенько передавалась и по советскому радио, но так как тот исполнял её на итальянском языке, слов этой песни Иванов не знал, кроме припева.
Оказывается, что все они не только любят эту песню, но и смотрели фильмы с участием Раджа Капура «Господин 420» и «Бродяга». Но ни Иванов, ни его новые друзья слов песен из этих фильмов не знали, так что орали только мелодии.
Всё бы было замечательно, но Иванов посмотрел на часы и увидел, что до сдачи вахты ему осталось всего пятнадцать минут. Надо было идти поднимать третьего механика на вахту.
Мужики его поняли и отпустили, взяв обещание, что Иванов обязательно вернётся.
Иванов без проблем взобрался на трап. Вахтенного матроса на палубе не было, поэтому он незамеченным прошёл к своей каюте.
Чтобы и дальше не светиться, и не шарахаться по коридорам, он набрал номер телефона третьего механика и постарался придать своему голосу более-менее трезвые нотки.
– Серёга, – важно проговорил Иванов в телефонную трубку, – подъём, и зайди ко мне. Дело есть.
Тот что-то недовольно пробурчал, но Иванов этого уже не разобрал.
Минут через пять Серёга заглянул в каюту к Иванову.
– Чё надо? Чего звал? – недовольно проговорил он, но даже в полумраке каюты разглядел Иванова и неподдельно удивился: – И где это ты так?
– Там, – Иванов широким жестом указал на переборку, ведущую в коридор, – с охранниками.
– Ну, ты даёшь! – непроизвольно удивился Серёга. – Когда успел? Ведь только встали, – но тут же поинтересовался: – И чего пили?
– Самогонку, местную, – признался Иванов, уже еле ворочая языком. – Крепкая, зараза. Но я больше не могу пить. Спать хочу. А они меня там ждут.
– Да куда тебе! – замахал руками на Иванова Серёга. – Ложись. Никуда ты не пойдёшь. Не хватало ещё на помпу нарваться, тогда вообще визу закроют.
– Но они же меня там ждут, – упрямо настаивал Иванов.
– Я за тебя схожу, извинюсь, скажу, что ты устал, – начал уговаривать Иванова Серёга.
– Ну, тогда, – Иванов вновь упрямо мотнул головой, – сам сходи и возьми тропикан в холодильнике и им отдай. – Он попытался встать, но что-то у него это не получилось.
Серёга уложил друга на диван, достал из холодильника две бутылки тропического вина, которое выдавали за нахождение в тропиках – на этот раз было «Саперави», – и вышел из каюты.
В обед он зашёл к Иванову и угостил апельсинами, рассказав об охранниках и о том, что он их оставил спокойно спящими в будке.
Вечером экипаж вывезли в гостиницу, потому что судно было поставлено на фумигацию. В гостинице они прожили три дня.
Хосе и Алехандро Иванов больше не видел, а с Серёгой они работали вместе ещё долго. Потом судьба раскидала их по разным пароходам, и встретились они только лет через пятнадцать, когда и Серёга, и Иванов уже работали старшими механиками. Вспоминали время совместной работы, слушали песню «Санта-Лючия» и от души подпевали Робертино Лоретта.