Морские истребители
Шрифт:
Зная повадки «мессеров», Гриб инстинктивно резко накренил машину в сторону «ведомого», чтобы лучше рассмотреть его и рассеять закравшееся сомнение. Но что это такое? От носа самолета в его сторону потянулась огненная трасса…»Это же «мессер», а не Иванов! Как же я мог прошляпить?» Гриб попытался резким маневром уйти от смертоносного огня, по па какую-то долю секунды опоздал. Снаряды и пули ударили по мотору и правой плоскости «яка», Гриб почувствовал сильный толчок и одновременно услышал металлический звук. «Вот тебе и «ведомый» «як»! Кажется, врубил «мессер» основательно». Из-под капота мотора появились клубы черного дыма, за самолетом потянулся белый шлейф пара, выбрасываемого из системы охлаждения. Признаков пожара пока не было, но бесспорно, что мотор выведен
Через несколько секунд мотор зачихал и окончательно замолк. Винт остановился - верный признак заклинения. В кабине стало тихо, слышен только надрывный свист какого-то умформера. Самолет быстро терял высоту. Надо было принимать решение в несколько секунд:
выбирать площадку и попытаться спасти машину или же, не теряя времени, бросать самолет, рассчитывая на парашют. Третьего варианта в подобной ситуации нет. Высота менее 400 метров. Перетянуть Керченский пролив не удастся, и в этот момент Гриб увидел впереди, на берегу маленькую площадку. «Вот где можно приткнуться», - подумал он и решил сажать машину. Попытался выпустить шасси, но они не сдвинулись с места, сразу понял, что перебита воздушная система, не сработала и аварийная система выпуска. Выход один - садиться с ходу «на живот». «Мессеры» не преследовали Гриба, их перехватили наши «яки». В такой скоротечной и чрезвычайно опасной ситуации Гриб действовал четко, хладнокровно:
ему неоднократно приходилось бывать в подобных и даже более сложных переплетах. Он думал только о том, как бы спасти машину. И это ему удалось. «Як» пропахал фюзеляжем в мокром грунте глубокую канаву и остановился вблизи позиции артиллеристов. Гриб расстегнул привязные ремни, снял лямки парашюта. Он не спешил покидать кабину: зажигание было выключено, дымление мотора прекратилось. «Как же ты опростоволосился, Мишка?
– подумал он, обращаясь к самому себе.
– Так можно и в ящик сыграть. «Мессеры» таких промахов не прощают. Куда же ты делся, рыжий Иванов?»
Гриб вылез из кабины, обошел вокруг самолета. Немало придется повозиться технарям, чтобы ввести машину в строй.
К самолету подбежали несколько солдат и с ними лейтенант в шапках и грязных ватниках. Лейтенант без всякого предисловия громко сказал Грибу:
– Ты что же, дружок, землю пашешь вместо того, чтобы фашистов сбивать? Давай-ка лучше к нам в пехоту. Полежишь в грязи, земля-матушка станет роднее.
Гриб, не скрывая раздражения, повернулся к лейтенанту и сказал:
– Скажи спасибо, что я не вмазал в вашу батарею, земляк. Что же ты думаешь, в воздухе не убивают?
Лейтенант замялся, увидев на груди у Гриба Золотую Звезду Героя, орден Ленина и два ордена Красного Знамени.
– Вы уж извините, товарищ летчик, мы по-дружески. Самолет сохраним и поможем его отремонтировать. На-ка держи, пригуби немного в честь нашего знакомства, - сказал лейтенант, протягивая Грибу фляжку.
– Спасибо, лейтенант. Ты не сердись на меня за грубое слово. Досадно, что подбили в бою как молодого и необстрелянного пилота.
Через несколько минут Гриб и пехотный лейтенант сидели на крыле «яка» и разговаривали, как давнишние закадычные друзья. Так и бывало на фронте. Война и опасность роднили, сближали людей, делали их проще и доступнее.
Тем, кто помоложе, кто знает о войне только по книгам и кино, трудно понять, почему фронтовики, пожилые люди, зачастую пускают слезу при встречах? Действительно, это трудно понять, не испытав, не прочувствовав на себе фронтовое братство. Есть и еще одна причина. Некоторые книги о войне, фильмы слишком упрощенно рисуют события на суше, на море да и в воздухе. Порой диву даешься, читая описания воздушных боев: до чего же просто сбивались самолеты, как они с одной очереди разваливались, вспыхивали в воздухе, втыкались в землю. Вызывает
Напарник М. Гриба лейтенант А. Иванов возвратился на аэродром один, без ведущего. Встретившие его техники и летчики задавали один вопрос: «А где Гриб?» Иванов, пунцовый от пережитого и чувства своей вины, ничего вразумительного ответить не мог. Он потерял ведущего в самом начале воздушного боя, увлекшись, якобы, погоней за «мессером».
Весть о том, что Гриб возвратился и что он цел и невредим, быстро облетела эскадрилью. К самолету У-2 прибежали все, кто был свободен от боевых вылетов и от работы на технике. Летчики и техники искренне радовались возвращению Гриба. Он же, увидев среди встречавших Иванова, обратился к нему:
– Куда же ты делся, рыжий?
– И не дожидаясь ответа, продолжал более мягким тоном:- Скажи спасибо, что «мессер» «пожалел» меня и не добил до конца. Пришлось бы тебе идти в штрафбат.
Гриб уже был настроен миролюбиво, хотя и собирался раньше выдать Иванову по первое число. Он только сказал, насупив брови:
– Больше, рыжий, я с тобой летать не буду. Такой ведомый мне не нужен.
Премудрость войны
Сидим в кабинах самолетов в ожидании сигнала на вылет. Холодно. Дует сильный порывистый ветер.
На море бушует шторм, с грохотом обрушиваются свинцовые волны на камни обрывистого берега, белые барашки пляшут на поверхности до самого горизонта.
Остались позади два боевых вылета па прикрытие десанта. Чувствуется усталость. Прислонив голову к стеклу фонаря, прикрываю глаза. Невольно в сознании воскрешаются отдельные эпизоды пережитого в последних вылетах. «Вот какая она - война в действительности, не
по рассказам, а увиденная своими глазами, прочувствованная своим сердцем и своим разумом. Вот что означает испытание всех физических и моральных сил в бою».
Мои размышления прервал появившийся у самолета врач полка майор В. Максимкин с неизменной большой санитарной сумкой в руке. Он часто бывал на стоянках самолетов, в землянках, там, где готовились к вылету или собирались мы после очередного полета. В. Максимкина летчики, да и не только летчики, любили за его заботу и внимание к каждому, за его тактичность и простоту, за его безотказность и постоянную готовность прийти на помощь в любой обстановке. Ему доверяли самые сокровенные тайны, то, о чем порой стеснялись поделиться даже с близким другом. Он хорошо знал каждого летчика и мог безошибочно дать объективную характеристику любому. Да это и не случайно, ведь Владимир Трофимович был самым старшим по возрасту в полку, ему было в ту пору уже 46 лет. Он прошел большую жизненную школу, немало на его долю выпало испытаний, невзгод и лишений. Не все из пас знали тогда, что В. Максимкин был участником гражданской войны в качестве лекарского помощника батальона 8-й армии Южного фронта. В 1926 году он окончил медицинский факультет Московского государственного университета. Война его застала в городе Евпатории в должности врача 20-й авиационной базы. В 1942 году тяжелый недуг надолго приковал его к постели, он заболел туберкулезом позвоночника. Только необыкновенная жизненная стойкость, настойчивость и мужество позволили ему преодолеть последствия тяжелой болезни и вернуться в строй, попасть на фронт. В августе 1943 года В Максимкин прибыл в наш полк старшим врачом.