Морской дьявол
Шрифт:
Другие директора сдавали, продавали, деньги растекались в узком кругу. И власть таких директоров одаривала щедро. Про одного директора сказали: «Месячная зарплата у него семьсот тысяч». И это в то время, когда учитель, врач получали по полторы тысячи, пенсия равнялась семистам рублям. А директору — семьсот тысяч! В тысячу раз больше. Барсов спросил:
— Зачем же ему так много?
«Умного» такой вопрос не смутил. Сказал просто:
— Денег много не бывает. Мало — да, бывает, а много — нет.
Но Барсов не унимался:
— И все–таки — семьсот тысяч ведь?
И тогда «умный» приоткрыл завесу:
— А охрана? Он тридцать человек держит. И каждому две тысячи —
Да, сотни. И это только директоров. А еще банкиры, фирмачи, посредники, да тайные, темные структуры… У них охрана–то и покруче будет. Вот оно, куда силушка народная перетекла. Недаром старый иудей Монтефиори еще триста лет назад сказал: «Дайте мне деньги, и мне неважно, какое будет правительство».
Не все директора предали свой народ. Директор соседнего Радиоэлектронного завода, приятель Барсова, отказался продавать здания и станки, так у него вечером, когда вся семья смотрела телевизор, в квартире произошел взрыв, разметавший не только квартиру, но и два подъезда дома. Дрогнул тогда Барсов — снаряд–то рванул в его квадрате, но и все равно: на подлость и предательство не пошел.
Он не пошел, а вот другие пошли. Директора заводов, ректоры институтов, академий. От кого–то слышал высказывание Ивана Солоневича: «Русская интеллигенция есть самый страшный враг русского народа». Не поверил, считал такое обвинение клеветой, но теперь сам видит: предает свой народ интеллигенция. На заводе две тысячи семьсот инженеров и техников, а связи с цехами сохранила сотня, другая. А если посчитать рабочих, не покинувших производство, то тут процентов тридцать будет. И редкий получает зарплату, остальные исправно и вовремя приходят в цеха, что–то делают, охраняют станки, помещения. Поразительное явление! Приезжают иностранцы, узнают об этом, и — не верят. А и в самом деле! Как это так? Работать и ничего не получать. И еще транспорт как–то оплачивают.
Приехал на дачу, а тут его ждала неприятность: сосед, построивший кирпичный особняк в тылу барсовской усадьбы, поставил металлический забор на цементных тумбах, прихватил метра два его, Барсова, земли. В прошлом году справа от его участка строился арбузный барон Петербурга, — так его называли строители, — и он тайком оттяпал у Барсова три метра правой стороны, а теперь вот и этот… Из двенадцати соток земли у Барсова осталось соток восемь. Он–то ладно: тогда махнул рукой и сейчас стерпит, — не заводить же конфликта с соседями! Но вот приедет Елена. Как бы не подняла шума. Больше всего не хотел бы Барсов ссориться с соседями. Тогда и дача будет не в радость. Недаром в русском народе бытует поговорка: выбирай не дом, а соседа.
И все–таки, неприятно. В тыльной стороне участка весело журчал ручеек, теперь он оказался у кавказца. Ветхий деревянный заборчик Барсова нагло передвинули за ручей. Можно бы, конечно, поднять шум, потребовать переставить забор, да ведь наверняка тут все промерено, утверждено техником–смотрителем и за взятку составлен новый земельный план. Только суд может пересмотреть дело, а в суд Барсов не пойдет. Нет, не станет он трепать нервы из–за таких пустяков.
Прибрался в большой комнате, в спальне, в кабинете, стал варить кашу. И тут к нему пожаловал сосед, поселившийся в прошлом году. По рассказам строителей, он «держит в руках» всю торговлю арбузами в Петербурге и имеет с каждого арбуза десять рублей. Сомневался Барсов, но строители уверяли: «Он сам нам рассказывал». Видно, прихвастнуть любил. Они, кавказцы, хвастуны
Гурам вошел и сразу на диван.
— Директор! Зачем долго не был? Тут ходил участковый, сказал, что дом продавать будешь. Да? Правду он говорил?.. Если да — мне продавай! Цена большой дам. Другие не дадут, а я дам.
Барсов решил напугать грузина. Знал, что они не любят чеченцев, называют их шакалами. Заговорил не сразу, и так, будто дело с продажей дома уже решенное и предложение Гурама его не интересует.
— Нашел покупателя, чеченец старый. Два рынка у него — Сенной и Торжковский. Сто тысяч долларов дает.
Гурам полулежал в углу дивана и очумело таращил глаза. Рот приоткрыл и дышал тяжело. Заговорил сдавленным не своим голосом:
— Директор! Зачем пули льешь? Большой ты человек, а говоришь неправду. Двадцать тысяч можно давать, ну, ладно — тридцать, но сто?.. Кто даст такие деньги?
— Пули? Что такое пули?
— Ну, лапшу на ухо! Зачем сыпать?..
Барсов спокойно продолжал:
— Не хотел я продавать дачу, да пристали: продай да продай. Директора–то самого я не видел, да он двух юристов ко мне прислал. Говорят, что никакая другая дача чеченцу не нужна, а только моя. Он готов и больше дать, — сильно богатый! — да мне неудобно и нечестно лишние деньги с человека брать. Мы, русские, хотя и плохо понимаем гешефт, но знаем, что всякое дело надо вести честно. Я не возьму с него сто тысяч, а пусть он квартиру трехкомнатную дочери моей купит в хорошем доме, да мне на житье чтоб тысяч сорок осталось.
Гурам мгновенно прикинул в своем изощренном на деньги уме все цифры и воскликнул:
— Квартира, два балкона, элитный дом — да? Северная сторона города? Где дорога на Выборг — да? Там я семь квартир купил. Двадцать пять родственников живет. Две семьи из охраны — тоже живут! И там для дочери квартира? Что говоришь, директор? Да я только чиновникам сто тысяч дал. Мэрия, милиция, налоги… Начальников много, и все как шакалы: давай и давай. А ты за сто тысяч и чтоб сорок поверх лапы осталось?.. Что говоришь, директор?.. Тебе двести надо, а не сто тысяч!..
И на это Барсов возражал спокойно:
— Взятки я давать не буду, от меня их никто и не ждет. Там все меня знают и всех я знаю. Может, еще и четырехкомнатную куплю. Дочь–то моя замуж будет выходить. Правда, пока жениха подходящего нет.
— Жениха нет! — качнул многопудовым торсом Гурам. — Есть жених! Племянник мой Давид. И квартира у него, и дача, и две «Мерседесы» — всо есть!
— Да ведь племянник–то ваш — грузин, а дочь моя русская. Как же это она замуж за Давида пойдет? Какие дети у них родятся?
— Хорошие дети! Наши дети! Черные глаза, нос прямой, красивый — горцы будут. Если девка — царица Тамара, если парень — джигит. Вам это плохо?..
— Нет, Гурам, законы предков нарушать нельзя. У вас уважают стариков, у нас тоже. Они нам завещают род хранить, породу. Мне нужны внуки русские; если девочка — Манечкой назовем, парень — Ванечкой.
— Пусть так будет, — обиделся Гурам. — Род пусть будет русским, а дачу продай грузинам. Из Дагестана брат приедет, из Баку сестра. У них детей пятнадцать. Нам квартиры нужны и дачи. Всех рядом хочу поселить.