Морской волк. 3-я Трилогия
Шрифт:
У нас же Первая танковая вышла к Кюстрину в одиночестве, пропустив вперед морскую пехоту. Вышла, после четырехсоткилометрового наступления, имея в строю меньше пятисот танков. Правда, одна ее бригада, 1-я Гвардейская, легендарная «Первая Гвардия», была полностью оснащена новыми Т-54-100, с полутора километров опасными даже для «кенигтигра», имелось также два полка тяжелых танков прорыва КВ-54 и четыре полка на СУ-122 — один из них, успевший переправиться на плацдарм, сыграл решающую роль в отражении немецких атак в первые сутки. Соседи справа, передовой мотокорпус Пятой Ударной, а дальше на север — части Второй Гвардейской танковой, вечером 1 февраля находились еще в тридцати километров к востоку. Сосед слева, Восьмая Гвардейская, в семидесяти километрах к юго-востоку с боями преодолевала укрепленный рубеж на старой польской границе, за ней, еще отстав, наступали 33-я и 69-я армии. Еще южнее
Таким образом, план за немцев был очевиден. Скоординированными ударами с севера и юга по восточному берегу разгромить наши войска в Кюстрине — или по крайней мере вынудить к отходу от Одера. Одновременно Шестая армия СС разворачивала массированную атаку на Зееловский плацдарм. И чтобы реализовать этот план, у Манштейна хватило бы и времени, и сил.
«Выйти на Одер, не взяв Зееловские высоты — это половина победы». Эти слова Сталина приводят в мемуарах и Жуков, и другие участники того совещания. Однако же, напомню вам, в тексте приказа не было ничего про обязательность захвата высот. Следовательно, это считалось лишь желательным, но не непременным условием — и у Жукова был выбор. Ведь даже полпобеды все же больше поражения!
Мужество солдата — исполнять свой долг под огнем. Мужество полководца — принять решение и отвечать за его последствия. Не исполнить пожелание Сталина — если на то была военная необходимость. Утром 2 февраля еще можно было решить, срочно отвести морскую пехоту с Зееловских высот и удерживать позиции на Одере. Шестого февраля, когда накал боев за высоты достиг апогея, Жуков, согласно его мемуарам, имел разговор со Сталиным по ВЧ — где Вождь спросил вовсе не приказным тоном: «Мы удержимся?»
Остановиться на Одере, сохранить сейчас силы и лучше подготовиться, в то же время дав и противнику возможности пополнения, переформирования, оптимизации линии фронта. А также, что казалось весьма вероятным, наступление союзников заставит Гитлера перебросить хотя бы часть войск на Запад. Или же удерживать высоты любой ценой, обеспечивая наиболее выгодную конфигурацию плацдарма — чтобы будущее наступление после все равно неизбежного перерыва развивалось бы в наилучших условиях? Но… «на Запад не рассчитывайте» — про это мнение, господствующее в Ставке в то время, упоминает не один Жуков. Уже тогда начинали проявляться политические разногласия между СССР и союзниками, видимые пока лишь политическому, но не военному руководству. Отечественная война переходила в войну за интересы Советского Союза в Европе и в мире. А война, как сказал классик, «продолжение политики иными средствами». Значит, надо идти вперед. Жуков принял решение — и за Одер на плацдарм пошли дополнительные дивизии, мотострелки общевойсковых армий. «Одерская мясорубка» (как ее называют в зарубежной историографии) набирала обороты. И лишь теперь нам ясен ее политический смысл: очень может быть, что отступи мы тогда с высот, сегодня, подобно двум Италиям, было бы две Германии — ГДР и фашистско-капиталистическое государство на Западе, тесно привязанное к блоку НАТО, с американскими военными базами на своей территории, набитое американскими войсками с ядерным оружием — возможный плацдарм империалистической агрессии против лагеря социализма. Да, товарищи, выходит, что Иосиф Виссарионович Сталин видел эту угрозу, еще не ставшую явью — и принял меры. Проявив высшую политическую мудрость, обеспечивая долгосрочные интересы СССР.
А что же немцы? Как осуществляли они свой план? Сохранилось множество свидетельств, что тогда в Германии Одер воспринимался как некая грань, до которой еще возможен мир — ну а после уже война на истребление, какую они сами навязывали нам в сорок первом. Потому боевой дух немецких солдат не только СС, но и вермахта можно было назвать высоким — в отличие от французов и итальянцев, они ожидали, что русские придут в Германию мстить. Но вот показывали ли немецкие генералы свои высокие качества полководцев?
И ведь они не совершали явных ошибок! Делали все профессионально, четко, «по уставу и инструкции». Когда время и обстановка требовали рваться вперед с бешеной яростью, не замечая потерь, «сжигая за собой мосты» — отчетливо понимая, что пути назад нет. Поскольку «непобеда» для них стратегически равносильна поражению. Причем они это видели — как писал позже Мантойфель, «я помнил, что под моим началом последние войска Германии — и если они погибнут, заменить их будет некем». Но делали из того совершенно обратные выводы — нужна методичность и осторожность! Не понимая, что если они сейчас проиграют, то переиграть в другой раз
В итоге что южная, что северная группа немцев за Одером думали не столько о победе, как о риске утратить коммуникацию с левым берегом, путь для собственного отхода! «Южные», вместо стремительного наступления совершили «наполз», лишь утром 3 февраля вошли в боевое соприкосновение с Первой танковой, причем без особого натиска — натыкались, получали, отходили, вступали в вялую артиллерийскую перестрелку. «Северные», которых вел сам Мантойфель, на вид действовали куда активнее, имея некоторые тактические успехи, уже 2 февраля бои шли всего в десяти километрах севернее Кюстрина. Но следует отметить, что это были «осиные рейды» вышеупомянутых бригад, а не атака главных сил, которые, по большому счету, совершали тот же «наполз», наступали не торопясь, боясь оторваться от моста в Цедене. Наступление же силами не трех бригад, а двух корпусов днем 2 февраля с достаточно высокой вероятностью могло привести к прорыву немцев к Кюстринскому мосту, столь же мощный и решительный удар навстречу эсэсовцев Шестой танковой сделал бы ситуацию критической. Дальше, с учетом подхода наших Второй Гвардейской танковой и передовых корпусов Пятой Ударной и Восьмой Гвардейской, завязывалось бы маневренное сражение, где шансы были бы обоюдны — по крайней мере, такой результат был получен позже, при моделировании в ходе военной игры. Но следует отметить: при этом за немцев играли слушатели нашей Академии, с совсем другим мышлением, действуя решительно-наступательно, как я выше сказал. В реальной ситуации Манштейн, Дитрих, Мантойфель вели себя совсем иначе.
Да, с нашей стороны не все было гладко. Допущены ошибки, приводящие к излишним потерям — настоятельно рекомендую прочесть на эту тему монографию нашего уважаемого Олега Александровича, который в сорок четвертом был непосредственным участником событий, командуя 4-й Гвардейской ТБР у Богданова, во Второй танковой — вы можете найти эту очень полезную для вас книгу в библиотеке Академии. Но, повторяю, даже локальные успехи немцев оказались стратегически бесплодны — в этих боях группа «Одер-Север» потеряла время! Что оказалось фатальным — уже в три часа пополудни на поле боя появились части Второй танковой, нанося немцам удар во фланг — после чего о прорыве к Кюстрину можно было забыть. К вечеру подошел и моторизованный корпус Пятой Ударной, после чего севернее Кюстрина наше преимущество стало решающим. В двухдневном сражении, 3 и 4 февраля, группа «Одер-Север» была разгромлена, потеряв до семидесяти процентов техники и свыше пятидесяти — личного состава, ее остатки отступили за Одер. Еще хуже развивалась ситуация для группы «Одер-Юг», на тылы которой 4 февраля вышла Третья танковая армия Рыбалко, совершив марш по очень трудной местности — дорога на Франкфурт, к переправе, оказалась перерезанной, в итоге уже 5 февраля остатки корпусов «Геринг» и «Гроссдойчланд», прижатые к берегу Одера в отсутствие мостов, частью ушли на подручных средствах на левый берег, частью капитулировали, потеряв всю технику.
Устранение угрозы на правом берегу позволило нам сосредоточить все силы на плацдарме и поддержке его с нашего берега. Как признают сами немцы, очень сильный артиллерийский огонь с нашей стороны Одера наносил им большие потери при попытках атаковать в пойме реки. Четвертого февраля прибыл передовой корпус Восьмой Гвардейской и вторые эшелоны Пятой Ударной. Вместо моста, разбитого при бомбежке вечером 2 февраля, были наведены целых четыре понтонных переправы, по которым на плацдарм были переброшены свежие части вместо морской пехоты, понесшей большие потери и выводимой в тыл.
В этой ситуации немцы не могли придумать ничего лучше, чем лобовые атаки на высоты с запада, всеми силами 6-й ТА СС, а также 5-го, 7-го и 11-го корпусов СС из состава 9-й и 3-й танковой армий — уже не возвращаясь к «новой тактике». Так начались практически непрерывные бои у подножия высот — «Одерская мясорубка».
Берлин
Рейхсканцелярия
Я не понимаю, господа генералы, что происходит? Как вы можете проигрывать сражения русским — которые, как все славянские народы, в умственном и культурном развитии стоят много ниже нас? Они уже у ворот Берлина! И не сметь оправдываться «неисчислимостью азиатских орд» — сто тридцать лет назад это не помешало Наполеону взять Москву! Вы хотите, чтобы европейская цивилизация, из-за вашей бездарности, снова пережила ужасы как при падении Рима? А дикие монголы пасли скот на развалинах европейских столиц?