Морской волк. 3-я Трилогия
Шрифт:
Сорок Седьмая Армия (самая правофланговая в строю Первого Белорусского фронта, обеспечивающая его стык с Вторым Белорусским), имела в то же время и самый слабый «мобильный кулак», который даже и корпусом назвать нельзя — один танковый полк и три отдельных танковых батальона, общим числом не более шестидесяти машин в строю, на момент выхода на Одер. Именно это позволило группе Мантойфеля 2 февраля нанести с севера о правому берег Одера очень опасный удар на Кюстрин, и добиться некоторых тактических успехов. Однако уже в ночь на 3 февраля, с прибытием моторизованных корпусов, танковых и самоходных полков трех армий и 2-й Гвардейской ТА положение Мантойфеля стало критическим — и лишь быстрый отход остатков отряда «Одер-Норд» к мосту в Цедене и на левый берег спас Третий и Седьмой танковые корпуса СС от полного уничтожения! Что до отряда «Одер-Юг», то командование его с самого начала не проявляло должной инициативы — если бы генерал Бальк оказался столь же энергичен как Мантойфель, то у Кюстрина
Как командующий фронтом считаю, что 2 февраля немцы упустили свой единственный шанс на хотя бы относительный успех! «Чудо на Марне», «чудо на Висле», к которым призывал Гитлер, добавляя сюда даже наше «чудо под Москвой», и требуя от своих вояк повторить это — имели в своей основе то общее, что наступающая сторона была уже «на излете», растратив силы, обороняющиеся же имели отлаженные и короткие линии коммуникаций, и свежие, еще нетронутые войска, для успешной контратаки. Но уже 5 февраля на правом берегу Одера все было закончено, в дополнение к частям 1-й Гвардейской ТА и морской пехоты в район Кюстрина подошли еще две наши танковые армии (2-я Гвардейская ТА и 3-я Гвардейская ТА), и две общевойсковые (8-я Гвардейская А, и 5-я Ударная А), причем не только передовыми мотокорпусами, но и вторыми эшелонами, из фронтового резерва прибывала 1-я Польская армия. Изолировать плацдарм немцам не удалось — несмотря на разрушение железнодорожного и шоссейного мостов авиаударом вечером 2 февраля, уже на следующий день были наведены понтонные переправы, с сильным зенитным прикрытием. Что позволило нам 6 февраля вывести с передовой морскую пехоту, заменив ее войсками 29-го Гвардейского корпуса 8-й Гвардейской А. На правом берегу Одера была развернута сильная артиллерийская группировка, в поддержку плацдарма.
Считаю также что со стороны немцев были ошибкой «беспокоящие» атаки на юго-западный рубеж плацдарма после отражения наступления их 1-го ТК СС 2 февраля. Эти атаки, в которых принимало участие до дивизии, поддержанной полусотней танков, были слишком затратны по потерям для разведки боем, и в то же время недостаточно сильны, чтобы создать нам серьезную угрозу. Сосредоточение же главных сил 6-й ТА СС для планировавшегося наступления 8 февраля было заблаговременно вскрыто нашей авиаразведкой — причем нахождении этого района в пределах досягаемости нашей артиллерии было огромной ошибкой, если не непрофессионализмом, немецкого командования, единственным объяснением было неверие немцев в нашу способность создать на самом плацдарме мощный артиллерийский кулак. Усилиями командующих артиллерией трех танковых армий, а также Восьмой Гвардейской и Пятой Ударной, при великолепной работе штабов, на Зееловских высотах были собраны практически все имеющиеся части реактивной артиллерии, нанесшие буквально за два часа до начала немецкой атаки массированный удар, поддержанный бомбардировщиками 16ВА. Результатом были огромные потери немцев — известно, что одна лишь панцергренадерская дивизия «Нордланд», входящая в состав 2-го ТК СС, потеряла три четверти личного состава убитыми и ранеными, еще находясь на исходных позициях, также большой урон понесли ТД «Рейх» и «Гогенштауфен». Это был удар, от которого эсэсовская танковая армия оправиться уже не могла — никогда больше она не восстановит своей прежней силы.
А немецким атакам на северо-западном фланге вообще невозможно придумать объяснение с военной точки зрения — кроме желания угодить фюреру «сделать хоть что-нибудь». Во-первых, этот рубеж, хотя и не имеющий естественных преград, был очень хорошо нами укреплен в первые дни обороны (выставлено свыше шести тысяч противотанковых мин). Во-вторых, наши войска имели эффективную артиллерийскую поддержку с правого берега Одера, нависавшего здесь над немецким флангом. В третьих, даже если бы немцам удалось овладеть равниной, оставив высоты в наших руках, они получили бы предельно уязвимый плацдарм, хорошо просматриваемый, простреливаемый насквозь с обоих флангов. В свете этого, логичным для немцев было сосредоточить свои усилия не на равнине а на самом городе Зеелов, играющем роль «ворот плацдарма» — но тут благоприятным для нас обстоятельством была замена частей 1-й Гвардейской ТА (оставленной на плацдарме, но выведенной во вторую линию) войсками 8-й Гвардейской А Чуйкова, так как и сам командующий, и армия считались «спецами по городским боям». На улицах Зеелова началась ожесточенная битва, накалом напоминавшая Сталинград — но немцы не прошли! Зато в этих боях на нашу подготовленную оборону, войска уже не одной 6-й ТА СС, но и 9-я А, и 3-я ТА вермахта понесли большие потери, особенно в бронетехнике, в значительной мере утратив свои маневренные
В самом начале битвы, немецкая авиация имела превосходство, учитывая отдаленность наших аэродромов, и близость берлинского аэроузла, причем с бетонными полосами. В то же время нам, при строительстве полевых аэродромов, даже с применением сборных стальных полос, требовалось провести большой объем работ по расчистке площадок. Однако уже 4 февраля обстановка начала меняться, и с 8 февраля наша авиация прочно удерживала господство в воздухе, что делало немецкие атаки еще более сомнительными. Немцы оказали очень ожесточенное сопротивление — эти воздушные бои были последней попыткой Люфтваффе захватить господство над решающим участком советско-германского фронта, были моменты, когда над плацдармом дрались одновременно три сотни самолетов, с обеих сторон! И поражение Люфтваффе в битве над Одером имело значительные последствия не только для нашего фронта, но и в плане оказания помощи союзникам — поскольку Берлин, а с ним и ряд промышленных зон Саксонии остались практически без воздушного прикрытия, из-за больших потерь в истребительных эскадрах. Это позволило англо-американским союзникам вывести стратегические бомбардировки на новый уровень. К сожалению, одной из выбранных целей был Дрезден.
Англичане, оправдывая этот акт вандализма, ссылались на наше предупреждение, о готовности немцев начать химическую войну. В то же время ряд английских и американских военных историков всерьез утверждают, что массированные бомбежки германских городов спасли Советскую Армию от разгрома, если бы немцы широко применили химическое оружие, «не испугавшись ответных мер». Заверяю, что химическая угроза была нами воспринята со всей серьезностью, еще после Варшавы, войска имели все средства защиты и разработанный план противохимических мероприятий — так что даже посмей Гитлер применить против нас боевую химию, это ни в коей мере не было бы «разгромом» — вероятно, некоторые господа путают Советскую Армию конца Великой Отечественной войны с китайцами, индусами и африканцами последующих войн, развязанных мировым империализмом. Прискорбно и опасно, если эти убеждения разделяют современные политики и военные США и Великобритании. Им следует помнить, что Гитлер тоже считал нас «варварами», над которыми возможна легкая победа — чем это кончилось, общеизвестно.
В сорок четвертом это хорошо понимали даже битые немецкие генералы, не решившись на применение против нас химического оружия, вопреки прямой санкции Гитлера. Но не желали понимать те, кто в то время еще считался нашим союзником — есть воспоминания, что уже тогда командование американскими ВВС в Англии вело с личным составом беседы о том, что «завтра возможно, придется прокладывать курс на Москву и Ленинград, если русские окажутся строптивыми». А пока, ожидая, что вся Германия войдет в советскую зону влияния, старались «вбомбить там все в каменный век», сбрасывая тысячи тонн бомб и напалма не только и не столько на военные объекты, сколько на все, имеющее отношение к современной цивилизации. В феврале 1944 года на английских аэродромах появились В-29, которые, по утверждению американских стратегов, «доставали до Урала». Союзники вели настойчивые переговоры с Турцией на предмет размещения там авиабаз с тяжелыми бомбардировщиками, теми же В-29, против кого? Это были уже попытки охватить СССР кольцом, как фронтом будущей войны — пока еще в планах штабов.
Об этих грязных играх не знали наши солдаты, погибавшие на Одере. У них не было иной мысли, кроме как скорее добить фашистского зверя. Героизм был массовым — так, все три бригады морской пехоты за эту битву стали соответственно 1-й, 2-й, 3-й Гвардейскими (не путать с морскими стрелковыми бригадами (МСБР) — у них была своя нумерация, переформирование всех МСБР в бригады морской пехоты (БРМП) завершилось уже в 1945 году). Целый ряд соединений и частей получили почетное имя «Зееловские», как например все три вышеназваные бригады и 56-й Гвардейский самоходно-артиллерийский полк.
17 февраля 1944 года, измотав противника в оборонительных боях, наши войска перешли в наступление с плацдарма. Не на Берлин, как предлагали иные горячие головы — но нельзя было идти вперед, до конца не обеспечив фланги! — а на юг, на Франкфурт, на соединение с войсками Первого Украинского фронта, форсировавшими Одер южнее. И немцы, понеся огромные потери накануне, уже не могли эффективно оказать сопротивление — мало было упорства, нужны были подвижные войска, а их не хватало! Итогом было окружение и разгром всей 6-й ТА СС, лишь ее остатки сумели отступить на запад. Ну а Советская Армия теперь имела на западном берегу Одера важнейший стратегический плацдарм, семьдесят километров в ширину, и до двадцати в глубину — прямо напротив Берлина!
20 февраля капитулировал Кенигсберг. Высвобождались войска Ленинградского фронта, которые уже 23 февраля начали прибывать в Померанию.
21 февраля наши войска наконец овладели Веной. Столь затянувшиеся бои были обусловлены тем, что Третий Украинский фронт не имел ни одной танковой армии. Наше наступление развивалось на запад, противник отходил в Тироль.
22 февраля Советская Армия вошла в Италию. На следующий день после трагедии в Риме…
Капитан Юрий Смоленцев
Он же — «Брюс»