Морской волк. 3-я Трилогия
Шрифт:
Выходим курсом точно на французов! Сейчас и вам прилетит. Нет — смотрю на планшет, немцы идут в атаку! Не по нам — по «Ворошилову» с эсминцами. Сигнатуры (акустические «портреты») опознаны, «Шарнгорст» (слышали мы его в Норвежском море, весной сорок третьего) и «Зейдлиц» (его однотипных «братьев», «Хиппер» и «Эйген» мы уже утопили), ну значит это «Страсбургу» от нас попало, а эти двое, разогнавшись до тридцати узлов, прутся курсом на восток-северо-восток! Решили, что попали на позицию обычной субмарины, тогда да, быстрее вперед проскочить, это выход, не угонится за ними лодка под водой на четырех-восьми узлах, не успеет занять позицию для повторной атаки, пока аппараты перезарядит. Ну
Успели только-только. Завершили циркуляцию — «родными» торпедами двадцать первого века я рискнул бы и за корму стрелять, задав в программу поворот после пуска, а местными изделиями чревато, хотя такая команда предусмотрена — но проверено опытом полигона, резко снижается вероятность попасть, так что доворот не больше тридцати градусов! Вышли на глубину пятьдесят, скорость сбросили, и пуск всех шести, двух «японок» и четырех обычных, почти что в траверз целей, с дистанции в две с половиной мили! И сразу вниз, и ход полный — эсминец в опасной близости, идет на нас, явно услышал! Бомбы сбрасывает — но глубину правильно определить не сумел, мы уже на трехстах были, а он на сотню поставил. И ведь почти у нас над головой взорвалось, но много выше, не опасно. А на глубине мы можем бегать быстро и бесшумно, винты здесь не кавитируют, тихие совсем. Ну вот, разошлись далеко в стороны! И взрывы наших торпед — первый был такой силы, что без ГАС было слышно, погреб у немцев рванул? Могло — торпеда с наводкой на кильватер идет под корму по синусоиде, и вполне могла, очередным доворотом, влепиться под кормовую башню.
Акустик докладывает — шум винтов и «Шарнгорста», и «Зейдлица» прекратился. Эсминцы носятся кругами, то ли прикрывают борьбу за живучесть «больших» фрицев, то ли пытаются подобрать экипажи, на скорости, сетками с воды. А это уже интереснее — «Ворошилов» и наши эсминцы приближаются, значит считают немцев небоеспособными? Ну и мы поможем — аппараты перезаряжены, маневрируем в позицию для атаки, цель в двух милях впереди нас, стреляем по двум эсминцам последовательно. И отворачиваем вправо, на восток, нашим навстречу, снова уйдя на сто метров в глубину. Давно у нас не было столь динамичной драки — выдержит ли железо? Мы ведь не лодка-истребитель, как «Гепард»? Будет после Сереге Сирому головная боль!
Три взрыва, причем один — «шестьдесят пятой». Что стало с эсминцем, после ее попадания, даже представить не берусь. Четыре последних уцелевших эсминца полным ходом удирают на запад, к Тулону. А до него всего шестьдесят миль! И даже нам уже не догнать и не достать — мы у них прямо за кормой.
А где французы? В самом начале боя рванули куда-то на юг! Слышим еще их винты, на максимальной дальности. И тоже гнаться бесполезно, скорость у них не ниже нашей, а главное, придется из района выйти, а задачу ПЛО с нас никто не снимал, вдруг немецкая лодка подкрадется? Так что живите пока, мусью! Или вам еще после домой идти?
«Ворошилов» стреляет. Как мы узнали позже, из подбитых нами эсминцев (тип «Ле Харди», французы, но с немецкими экипажами), два еще держались на воде, потеряв ход. Один был добит, второй, увидев это, спустил флаг. «Сообразительный», приблизившись, высадил призовую команду. Но главное, оказалось что «Страсбург» еще не затонул! Два попадания «шестьдесят пятыми», это впечатляет, но и противоминная защита у этого корабля была прекрасной, а немецкая команда, переведенная с «Ришелье», была хорошо обучена борьбе за живучесть, чем всегда славился германский флот. И линкор упорно не желал тонуть, хотя потерял ход, сел глубоко в воду, и накренился на правый борт так, что вода готова была захлестнуть палубу — немцам повезло, что стояла спокойная погода, почти без волны.
И только тут на поле боя появились
Немцы на «Страсбурге» решили не геройствовать, впрочем шансов у них не было никаких. Заниматься спасением фрицев со шлюпок и плотиков пришлось нашим, итальянцы брать на борт немцев не желали категорически. Дальше был муторный процесс, когда с «Ворошилова» заводили буксир, тянуть бронированную тушу в тридцать шесть тысяч тонн было адовой работой, хорошо хоть не Север, почти штиль, и расстояние всего ничего, до Специи или Генуи едва полтораста миль. Затем стало легче, подошли буксиры, и спасатели-водолеи, и немцы трюмной команды работали как проклятые, понимая что если не справятся, то конец, мгновенное опрокидывание корабля. А мы бегали вокруг, обеспечивая противолодочную оборону, надо было прикрыть и эскадру, оставшуюся у плацдарма, и отходящий домой караван — и появление немецких лодок было очень вероятно, после того как обломала зубы эскадра, вот только не базировались постоянно субмарины в Тулоне, а лишь на Мальорке, Балеарские острова, а это четыреста миль на запад, не успеют уже нас перехватить. И мы все же поймали, потопили две немецкие лодки, одну почти у берегов Корсики, вторую южнее Ниццы, на следующий день. А 8 апреля, почти через двое суток, битый «Страсбург» был наконец в Генуе введен в док. И как мне рассказали, самой большой трудностью на берегу было оградить пленных немцев, среди которых был их адмирал, от итальянского самосуда.
Очевидно по политическим соображением, эту победу записали итальянцам. Хотя на счету «Воронежа» честно появились «Страсбург», «Шарнгорст», «Зейдлиц», и четыре эсминца. Ну а мне уже после, в Специи, Владимирский вручил меч-катану, личное оружие самого адмирала Кранке, которое тот отдал при капитуляции — сказав, что этот меч раньше принадлежал «великому Тиле», а ему был вручен каким-то японцем. Что мне делать с этим трофеем, я не знал, и хотел, было подарить Смоленцеву. «Брюс» с почтением взял клинок, внимательно рассмотрел — и вернул мне.
— Ваша награда, вам и владеть, товарищ Лазарев. Меч ценный — настоящий самурайский, не новодел. Давно о таком мечтал — но хотелось, чтобы самому добыть.
Ну и ладно — пусть лежит в моей каюте. А в квартире на берегу — на стенку повешу. Не сумел я этого Тиле на севере достать — так хоть меч его — мой по праву.
А приключения удравших от нас французов, это уже другая история.
Крейсер «Алжир»
Капитан 1-го ранга Мальгузу еще утром и не подозревал, что совершит подвиг. За который впоследствии получит орден Почетного Легиона. И свое имя, на борту одного из первых французских ракетных эсминцев, в начале семидесятых.
Если в трюме вода,
И по правому берегу
Скалится враг,
Если рвется душа,
Из пробитой груди,
Словно пар из котлов.
Будут помнить всегда
Канонерку «Кореец»
И крейсер «Варяг»,
Мы под волны уйдем,