Морской волк. 3-я Трилогия
Шрифт:
Слышу в наушниках голос корпусного-9, ставящего мне задачу. Теперь нам придется играть отдельно — бой на тесных улицах, это проклятие для самоходок, не развернуться из-за капитальных заборов и стен, тут скорее гусеницу себе снесешь, чем дом обвалишь! Зато так удобно подобраться с фаустпатроном, и отделение пехоты при каждой машине не всегда убережет! Танку легче, он может башней крутить — а у нас даже пулеметов нет, кроме тех, что самопально на верхние люки поставили, да еще зенитные ДШК по штату, один на батарею — и то, фриц с автоматом вблизи быстрее тебе голову прострелит, чем ты на него успеешь пулемет развернуть! Зато на дальней дистанции одна СУ-54-122 двух, а то и трех «тигров» стоит, проверено! Командир корпуса это тоже понимает, а потому приказ — нам в свалку не лезть, обойти деревню с юга, перекрыть дорогу
Успеваю еще заметить, как немецкие колонны скрываются за стеной разрывов. Это стреляет приданный передовой бригаде дивизион «катюш», БМ-8, калибр невелик, но пехоте, застигнутой на открытом месте, мало не покажется! И бьет наша артиллерия, из-за Одера, уже по Нойлевину — надо думать, огневая задача была уже отработана — план составлен, батареи на позициях, лишь нашего сигнала ждут. И выдвигаются вперед наши Т-54, пока не слишком быстро, чтобы мотострелки не отстали, они на марше в грузовиках, а на поле боя по-пешему, вот не хватает нам чего-то похожего на немецкие «ганомаги», если только их в лоб на сильную оборону не бросать, как фрицы под Зееловом, то очень полезная машина! У нас же (привилегия гвардии) мотострелковый батальон на американских «скаутах М3». Колонной обходим деревню. А черт!
Зенитная батарея на западной окраине, нам не было ее видно из-за домов. И разведка прошляпила — на моей карте, с нанесенными сведениями о противнике, батарей «восемь-восемь» лишь две, у дороги к берегу, и на восток от Нойлевина, а тут еще и третья оказалась! И дистанция, всего метров девятьсот! Дуб-один, два, три, разворот вправо! Дуб-четыре, влево, прикрой!
Немцы успели дать залп первыми. «Четверке» из первой батареи влепили в борт и подожгли, а у «единички» из второй перебило гусеницу, ведь добьют сейчас, вторым залпом! — и еще два снаряда дали промах. Но у немцев тоже нервы были не стальные, при виде тринадцати самоходок, наводящих на них стволы, ясно ведь что и мы с такой дистанции не промахнемся, ну, а зенитке и прямого попадания не надо. Наш залп, и второй от немцев, ударили одновременно, снова два попадания, но в лоб нас уже не берет, отделались вмятинами, а вот батарею мы накрыли хорошо! Нет, в оптику наблюдаю у одной из пушек какое-то шевеление, стреляю туда «маркером» (снаряд фугасный, но дает при разрыве хорошо заметную вспышку), туда же прилетает от кого-то и «сто двадцать два». Чисто!
А зачем я приказал «дубу-четыре», то есть четвертой батарее, развернуться влево? Так хорошо уже были знакомы с этим приемом — сначала с одной стороны стреляют, а когда развернемся, то совсем с другой, нам в борта, внезапный огневой удар. Причем хорошо маскироваться умели — даже тяжелую противотанковую пушку 88/71 можно в окоп поставить, сверху масксетью или ветошью забросать, не сразу заметишь! А на заранее оборудованном рубеже, как я уже сказал, могли и в дзот поставить, и ложную позицию поодаль, причем такую, что даже выстрелы будет изображать, вспышки и дым, от пиротехники. Так что — не зевай, и смотри в оба, все неровности и подозрительные места на поле боя. А если не можешь обнаружить — так поставь кого-нибудь в прикрытие, уже пушка в том направлении, снаряд в стволе, секунды лишь, чтобы прицел поправить и ответить, хоть второй раз выстрелить фрицам не дать. Тем более что четвертая батарея и шла в хвосте, немцы ее пока видеть не могли. А вот слева, от железки и шоссе, вполне мог кто-то появиться!
Плохо, что не было у нас, в отличие от того боя с «королевскими тиграми», приданных «барбосов». И взвода «тюльпанов» тоже не было. Если бы мы самостоятельно действовали, тогда бы нам усиление дали, а так, лишь все свое, четыре батареи по пять машин (уже девятнадцать, «четверка» сгорела, но экипаж весь живой, хотя раненых двое!), еще мой командирский Т-54, батальон мотострелков на восемнадцати «скаутах», минометчики, зенитный взвод (две ЗУ-37), саперы, и тылы, «все мое с собой», ремонтная летучка Тимофеича, и повар Митрофаныч с кухней (оба наших деда, кажется, еще в империалистическую воевали, у нашего кормильца даже «Георгий» есть, надеваемый по уставу, наравне с нашей «Славой»).
Что в поле стоим, это нам не нравится категорически. Немецкие танки конечно, издали увидим, и с «фаустами» к нам
Бой в Нойлевине вроде бы, приближался к нам, но не стихал. Затем на дороге из деревни появились два немецких грузовика — странно, фрицы должны были знать, что мы здесь! Белые флаги над кабинами — сдаются, что ли? Через несколько минут ко мне подводят пожилого немца-гауптмана. Азаров, командир разведроты, за переводчика — выясняется, что этот фриц, начальник медслужбы 542-й гренадерской дивизии. А в грузовиках раненые фрицы. Что ж, война для вас кончилась, мы пленных не расстреливаем, чего тебе еще от нас надо?
Как узнал, даже не нашелся сразу что ответить. Этот фриц требовал пропустить его к своим, поскольку там исключительно тяжелораненые, которым помощь должна быть оказана немедленно, иначе они умрут. Только тяжелораненые, «которые, герр оберст», больше никак не смогут участвовать в войне против вас»! И что-то там про христианское милосердие, нужное даже на войне. Не просил, а требовал — ну и наглец!
— Восемнадцать фрицевских рыл, в кузовах навалом, машины не санитарные, обычные грузовики — вставляет Азаров — все лежат тушками, в крови и бинтах, спрятавшихся здоровых не найдено, никакого оружия тоже. Еще этот, и двое водил, они же, как утверждают, санитары. А что с теми, забинтованными, то черт знает, они и в самом деле, или притворяется кто-то? Но лично я бы их всех… — тут наш разведчик сделал жест, будто передергивал затвор.
Ясно — у Азарова семья в оккупации остались, где-то под Витебском, а как освободили территорию, то так и не нашли, и не узнали, что с ними случилось. И предупреждал же я его — все понимаю, но себя в руках держи, если не хочешь под трибунал. Жалко будет лейтенанта — и разведчик хороший, и в полку со Сталинграда, тогда он еще мамлеем был, после ускоренных курсов, а до того сержантом, в другой части, и тоже в разведке. Дисциплинированный офицер, грамотный и инициативный, воюет отлично, и пленных таскает, выполняя приказ — но вот заметил я, если есть хоть какая возможность, фрицев мертвыми делать, то обязательно воспользуется, буквально ходя по грани — жизни и своей, и чужой, и трибунала, и что хуже всего, выполнения боевой задачи! Именно по грани, так что формально не придраться, вроде все сделано, и хорошо — ровно настолько себе послабление, насколько ситуация позволяет. Ну, вот нахрен он сам во все дыры лезет, даже там, где это ему, командиру роты, уже не требуется, и взводный бы мог, а то и сержант? А в немецком тылу, может я не понимаю чего, но первая задача разведчика, это информацию добыть и вернуться, и все прочее, это лишь в мере, какая для главной цели необходима? Ну а Азаров, когда мы в тот раз с «Викингом» дрались, посланный всего лишь наблюдать и огонь корректировать, оказывается, еще и сам из снайперки стрелял! «Да вы не беспокойтесь, я же под шум разрывов стрелял, не обнаружили бы» — и умудрился немецкого генерала Гилле, командира дивизии, уложить! Вот и думай, награждать его за такое, или совсем напротив? Так ведь победителей не судят!
Немец его жест заметил, и вроде сбледнул — но держится храбро. Судя по возрасту, он еще ту войну застал, когда по правилам воевали. И неужели надеется, что я его отпущу — мне в трибунал после тоже неохота! Спрашиваю — знает ли он, как ваши поступали с нашими ранеными в сорок первом? Что и сейчас делают СС, если им в руки попасть? Отвечает — если вы расстреляете этих солдат, моя совесть чиста, потому что я сделал все, что мог, не попытаться означало для них смерть гарантированную, очень может быть, что до госпиталя и так доедут живыми не все. Но тогда лично я могу рассчитывать на плен и соответствующее обращение, как некомбатант, никогда оружия не державший?