Моря Африки
Шрифт:
Тем временем мы приблизились к контейнеровозу и уже можно различить краны на палубе, контейнеры и якоря под носовым свесом, которые блестят на утреннем солнце.
Странно. Судно слишком неподвижно для стоящего на якоре, и морская вода по мере приближения неожиданно меняет свой цвет. Из синей становится голубой, потом зелёной с желтоватыми пятнами. На какой то момент это меня озадачивает, не могу найти объяснения этому феномену. Может быть рыбья стая? Может быть манты — пытаюсь найти объяснение жёлтым пятнам. И вдруг до меня доходит:
— Поворачивай, Лиззи! Поворачивай, скорее поворачивай! — ору и бегу отключать ветровой рулевой и отдавать оттяжку фиксирующую гик.
— Какого
— Ты что, его не видел?
— Да совсем ничего не было видно. Только в последний момент увидел, что цвет воды меняется.
— Ты только посмотри, должно быть это недавно случилось.
— Странно что его ещё не разграбили.
Судно словно только что прибыло, кажется, что экипаж оставил его всего несколько часов назад, и никто пока не нашёл способа прийти и забрать контейнеры.
Ужас. Они, как и мы не видели рифа. И если ошибаются они, имея самые свежие карты, современные инструменты, радар и т. д., как мы можем претендовать избежать ошибок?
Продолжаем идти с гораздо большей осторожностью, проверяя каждую минуту своё положение, сравнивая его с картой и безостановочно оглядываясь вокруг.
— Это должно быть Фауад риф. Видишь его? Вон там, где вода слегка светлее. Вон то судно на мели вдалеке не отмечено на карте. А через две мили слева должна быть большая отдельная банка.
Я рассуждаю вслух. Лиззи делает вид что слушает, хотя она погружена в записи. Неважно.
Я разговариваю с ней, чтобы не потерять концентрацию. Лодка плывёт, день клонится к закату и риф тянется в море играя бесчисленными оттенками синего и голубого.
Уже почти закат, когда мы входим в канал углубляющийся в глубь берега и в глубь пустыни. Думаю о словах Ренцо: «Входишь через арку сложенную из больших камней, как в средневековых городах, с деревянным порталом, защищённую двумя пушками…»
— Но куда же подевался город? Канал ведёт на юг, вклиниваясь в пустыню между безымянными отмелями серого песка. Ширина канала примерно сто метров и глубины кажется достаточно, но вода мутная, и чтобы не рисковать, приходится идти очень медленно.
Город не появляется.
Потом канал сужается. Тянется между серых берегов, иногда попадаются хижины, видимо нежилые. Коричневая вода не позволяет видеть дно, и мы двигаемся всё медленнее, не отрывая взгляда от эхолота и соревнуясь с солнцем, которое быстро спускается к горизонту.
Если оно зайдет прежде чем мы доберёмся до места, будет совсем нехорошо.
— Сколько ещё? — спрашивает Лиззи.
— Не знаю, здесь написано только следовать каналом. — отвечаю я, поднимая глаза — Смотри, там справа кажется более светлая вода!
Лиззи резко перекладывает румпель влево. Длинная песчаная коса вытянулась перегородив почти весь канал. Проходим её едва не касаясь противоположного берега.
— Ух… На волосок. И что теперь?
Идти дальше всё более рискованно, но и остановиться нельзя — недостаточно места чтобы встать на якоре. Не остаётся ничего другого как продолжать, надеясь что информация верна, что канал за эти годы не занесло песком и что он не будет дальше сужаться. Проходим ещё одну излучину, ещё одну…
— Эй, проснись, куда мне идти? Голос Лиззи возвращает меня к реальности. И к проблеме не терпящей отлагательства, найти место где поставить лодку на якорь, прежде чем стемнеет.
Лиззи стоит на руле в нерешительности, направиться в правый рукав или в левый. Я на мачте пытаюсь направлять её. Между каналами нет большой разницы. Оба кажется длятся ещё немного и видимо занесены песком, словно они выполнили свою задачу, достигнув мёртвого города. У нас очень мало пространства для манёвра и осталось совсем мало света. Выбираем правый канал, который кажется чуть шире. Восточный берег, на котором находится Суакин, не отстоит и на пятьдесят метров от западного, на котором только пустыня. Места недостаточно, потому что если бросить якорь в центре, ветер может вынести нас на один или другой берег. И всё таки я знаю, что торговые суда, в своё время, заходили сюда! В конце концов находим решение: становимся на два якоря. Один с носа, на краю канала, у самой пустыни, другой с кормы, у самой каменной арки, которая представляла собой северный вход города. Таким образом «Barca Pulita» стоит поперёк и закрывает весь проход, удерживаемая в центре двумя якорями, которые тянут в противоположных направлениях.
Думаю именно так стояли на якоре суда древних купцов.
Маленький Тай толкает гигантские ворота, которые скрипят и кажется сейчас развалятся, и делает знак входить. Несколько шагов и мы оказываемся в призрачном мире: заброшенные дома, наполовину обрушенные, грифы летают кругами и издают пронзительные крики, ветер свистя носит песчаные вихри от одних развалин к другим.
Тай, это мальчишка восьми лет, который вышел нам на встречу на своём ветхом каноэ, таком же маленьком как и он сам, когда мы на тендере подходили к острову в поисках места где причалить. Он сделал знак следовать за ним, что то хочет нам показать. И вот, за тяжёлыми воротами то, что осталось от Суакина, некогда процветающего порта на Красном Море. Здесь торговали золотом, слоновой костью, специями, страусиными перьями, здесь был крупный рынок рабов. Жители города были богаты, они построили свои дворцы из коралловых глыб но спроектировали их как в Венеции или в Константинополе, украшая арками, коваными решётками, куполами и цветной плиткой. Потом неожиданно всё закончилось: суда стали слишком большими для маленького фиорда, в другом месте построили новый порт и Суакин был заброшен. Со временем ветер пустыни несущий песок стал подтачивать дома, и они, кирпич за кирпичом начали рушиться.
Тай перенял от своего деда историю Суакина. Перебегая от одной кучи обломков к другой он поясняет: здесь был минарет большой мечети, это колонны дворца правителя, а вот это ворота крытого рынка. Его дедушка ещё помнит времена, когда Суакин был жив. И может быть, кто знает, древние жители Суакина возвращаются сюда в ночи полнолуния и развлекаются в своих старых дворцах.
Малыш ведёт нас мимо остатков аркад, переступает пороги, за которыми теперь ничего нет. Для каждых развалин у него есть соответствующие названия, которые позволяют ориентироваться в лабиринте улочек: «Slaves, stores, chief, camel».