Моря Африки
Шрифт:
Повторяется обычная сцена. Солдаты кричат и машут руками. Хотят, чтобы мы пригласили их на борт или сами сошли на берег. Но вид у них слишком оборванный.
Так как было уже поздно и темнело, мы ограничились тем, что встали на якорь подальше от берега и остались на лодке. Кажется невероятным, но на этих заставах нет даже никакой лодчонки, чтобы добраться до нас.
Хоть случай и забросил их на берег моря, они остаются бедуинами, сухопутными жителями, обитателями пустыни. В пустыне они передвигаются с непринуждённостью, выработанной тысячелетиями, но море для них среда чужеродная и они испытывают перед ним почти суеверный страх. Я никогда не видел,
Однако, на следующее утро солдаты спускают на воду, неизвестно откуда появившуюся, облупленную лодочку. Кажется что они потонут с минуты на минуту, гребут беспорядочно и продвигаются с большим трудом, но в конце концов причаливают к нашему борту и нам приходится принимать гостей:
— Салам алейкум.
— Алейкум ассалам.
Из под одежды виднеются пистолеты, лучше принять их на борт.
— Паспорт.
Показываем паспорта. Не настоящие, а фотокопии, подготовленные и сброшюрованные заранее, как раз для таких случаев. Они переворачивают белые листы жирными потными пальцами. Листают, останавливаются разглядывая печати. Возможно не умеют читать, или читают только по-арабски, но удовлетворяются и после обычных церемоний удаляются.
На следующий день они снова здесь.
— Опять. Что им надо на этот раз?
Просто они привезли нам пол ведра верблюжьего молока и две буханки грубого хлеба, испечённого поваром гарнизона. Частички соломы и отрубей проглядывают в корочке.
— Ммм…Хорошо. — говорит Лиззи отпивая глоток молока прямо из ведра. И только я, хорошо зная её, зная как она ненавидит молоко, даже пастеризованное и стерилизованное, заметил, что на самом деле, закрывшись ведром она даже не разжала губ. Позже мы узнали, что верблюжье молоко солёное и слабит. Но это не важно, важно то, что они принесли нам то немногое, чем располагают, а мы подозревали неизвестно что. В ответ мы дали им огромную банку томатной пасты, и снова они удалились на своей невозможной лодчонке.
Но в большинстве случаев марса пустынны, какими они и были на протяжении последних тысячелетий. И если на суше нет не деревьев не травы, то море предлагает всё что душа пожелает. Вдоль береговой линии моллюски многочисленны как галька, и лангусты ночью вылезают из своих нор и бродят по рифу на глубине всего пол метра в поисках водорослей, которыми питаются. Достаточно иметь подводный фонарик, чтобы просто собирать их руками.
— Когда увидишь лангуста, направь свет на него. — советует мне Ренато, который плывёт сейчас рядом со мной в темноте ночи над рифом лежащем на глубине пол метра. — Увидишь, он не двинется с места. Держи фонарик всё время направленным, подплывай, хватай его сзади и суй в мешок.
Луч моего подводного фонаря высвечивает фрагменты таинственного мира. Вот фиолетовое существо извивающееся между кораллами, вот гигантская морская звезда обвившая устрицу. В гроте освещаю голубую рыбу, которая глупо таращится на свет. Но вокруг светового луча вода абсолютно чёрная и непроницаемая и оттуда сотни красных глаз кажется смотрят на меня. Плыву медленно и беспокойно смотрю вокруг на незнакомый мир.
Ренато плывёт на небольшом расстоянии. Временами луч его фонаря пересекается с моим, иногда вижу как он удаляется и бросаюсь вдогонку, боясь потерять его в темноте. Он живет здесь уже десять лет с женой Кристиной и семилетней
Они купили её по дешёвке, когда ту собирались ломать, отремонтировали и придумали себе работу, сопровождать подводные экспедиции в самых красивых местах Красного Моря.
Когда у них нет клиентов, они приходят сюда, на север, чтобы спрятаться в безлюдных марса , и в одной из них мы и встретились.
— Карло, луна заходит. Самое время для лангустов. — предложил Ренато вечером.
— Пошли. — я поднялся, изображая энтузиазм, которого на самом деле не испытывал. Я совсем не люблю нырять ночью. Мы уже пробовали вместе с Лиззи и каждый раз оставалось чувство опасности и того, что мы зашли слишком далеко. Но не хотелось разочаровывать Ренато, или просто не хотелось показаться трусом. И мы пошли в ночь на его надувашке, оставив позади огни наших лодок, которые качались борт к борту в тишине суданской марса.
Мы прошли километр или больше между извилистых берегов канала, едва видных в неверном свете пропадающей луны. Ренато смотрел вокруг, отыскивая ориентиры, которые только он мог заметить.
— Останавливаемся, а то рискуем подойти слишком близко к выходу в море. — Мы бросили якорь на коралловой платформе в двухстах метрах от берега и спустились в воду, теперь уже совершенно чёрную.
— Оставайся там, где мелко, не выходи за границу рифа. Смотри, там водятся хищники. — сказал мне Ренато, показывая рукой в сторону моря, на восток.
Действительно, считается, что акулы ночью идут охотиться на мелкую воду. Никто этого не знает наверняка, но у берега больших акул видят на рассвете и на закате чаще чем в дневные часы.
Поэтому мы остались на мелкой воде. Медленно плыли, обшаривая лучами фонарей рифовую платформу. Ночью вид кораллов очень меняется. Ночные существа приходят на смену дневным. Цвета исчезают, потому, что в них нет больше надобности и вода полна таинственных чёрных тварей. Блуждающие тени, фигуры, неясные контуры. Замечаю огромную серую мурену, выплывающую из норы. На какой то момент кажется, что она движется ко мне, но меняет направление и укрывается под глыбой извиваясь синусоидой.
Тело скрыто и наружи остаётся только голова, до странности маленькая, которая глядит за меня злыми глазками. Постоянно вижу червеобразные существа блуждающие по дну странными волнообразными движениями.
Проходит пол часа. Ренато поймал шесть лангустов, я только двух, но когда он предлагает мне: «Что скажешь, возвращаемся?» я с удовольствием соглашаюсь.
На носу тендера мы оставили включенную лампу и теперь, когда луна скрылась, её слабый свет, единственное, что видно в кромешной тьме. Плывём на свет и забираемся на борт с мокрыми мешками, полными лангустов, которые протестуя издают странные щелкающие звуки.
— Я проголодался. Надеюсь девушки оставили нам поесть. — говорит Ренато, маневрируя подвесником на малом ходу, удаляясь от рифа на глубокую воду. Я устраиваюсь на носу, чтобы показывать ему дорогу.
Ночь спокойная, ветер тёплый и ничего не видно. Кажется, словно нас завернули в занавеску из чёрного бархата.
— Попробуй с фонариком. — предлагает Ренато.
Я включаю его и направляю туда, где должен бы быть берег, но сноп света освещает пустоту и теряется в ней. В компенсацию, яркий свет режет глаза.