Моря и годы (Рассказы о былом)

Андреев Владимир Александрович

— Увольняющимся на берег — построиться! — командует вахтенный начальник.

Обходит строй и внимательно осматривает каждого дежурный по кораблю. Все в порядке. Брюки наглажены, форменки и чехлы фуражек сияют белизной, бляхи ремней надраены так, что, глядя в них, причесываться можно.

— Увольняющимся — на барказы!

Дробь каблуков молнией проносится по левому трапу.

В каждом барказе пятьдесят увольняющихся, восемнадцать гребцов и старшина-рулевой из дежурной смены. Гребут на славу.

Было это 15 июля. На портовой стенке, к которой мы приближаемся, изрядная толпа норвежцев. Некоторые

приветливо машут руками. Немало и таких, кто смотрит не только с любопытством, но и настороженно, как бы ожидая, как поведут себя эти страшные советские, о которых пишут в газетах.

Вот толпа расступается перед высадившимися. Вот, радостно улыбаясь, подходит ко мне пожилой человек, очевидно, рабочий одной из шоколадных фабрик, которыми славится город. Он протягивает руку и крепко пожимает мою. Взволнованный, я достаю из-под отворота фланелевой рубахи значок с изображением Ильича и прикалываю его к пиджаку незнакомца.

— Ленин!.. Ленин!.. — послышалось из толпы окруживших нас норвежцев. К нам потянулись руки, чтобы получить дорогую реликвию.

Лед настороженности был сломан. Мы одаривали сувенирами старых и малых, молоденьких фрекен и вездесущих, как и у нас, ребятишек.

Мы видели, как бережно принимали от нас норвежцы эти эмалевые портретики Владимира Ильича. И поняли, как велика любовь к Ленину у тружеников всего мира.

Ленин открыл нам дорогу к сердцам норвежских рабочих, рыбаков.

Толпа уже рассыпалась на отдельные группки, каждая из которых окружила кого-нибудь из моих товарищей, сошедших на берег. Нас с жадностью расспрашивали о Советском Союзе. В разноязычном гомоне слышались норвежские, английские, немецкие, русские слова… Хотя и имелся у нас разговорник, но старинный, в нем многого и в помине не было. Сыскались рыбаки, которые не раз бывали еще в дореволюционное время в Мурманском порту. Они немного знали русский язык. С их помощью, а когда «заест», то пользуясь интернациональным языком жестов, знакомились мы со здешними людьми.

Считается, что суровая природа, постоянная борьба со стихией, борьба за средства пропитания и существования сделала норвежцев молчаливыми, речь их небыстрой, выражения чувств — сдержанными. Но сегодня «холодный северный темперамент» заметно потеплел.

Окруженные ребятишками, наши маленькие группы, по два, по четыре человека, двинулись осматривать город. Неширокие улочки, убегавшие в горы от городской площади, лежавшей вблизи порта, сияли чистотой, мостовые вымощены гранитом и диабазом. Чистенькие дома, аккуратные, опрятно одетые люди.

Наши добровольные гиды, мальчишки, повели нас первым делом на центральную площадь, где расположены банк, контора для обмена иностранной валюты, ратуша, городские учреждения, костел и полицейское управление. После осмотра площади дотошные ребята показали нам несколько магазинов, где продают трубки, табак, норвежские с наборными рукоятками ножи и — от фибрового чемодана до традиционного синего свитера — все необходимое для экипировки моряков, уходящих в далекое плавание.

Изрядно помотавшись по улочкам, скверам, добрели мы по самой широкой улице до подножия горы. По ее склону от здания, перед которым мы стояли, полз вверх вагончик, похожий на конку. Ему навстречу на канате спускался другой. Из здания станции

вышла группа наших матросов.

— Чего удивляетесь! — окликнул нас один. — Это, как у нас в Нижнем Новгороде, канатная дорога. Платите десять ериков, смело садитесь и поезжайте. Сверху такая красотища открывается — неохота спускаться!

Шагаем внутрь здания. Собрав с каждого из нас по монетке, «гиды» закупают билеты. И вот после некоторого ожидания мы в вагоне, в котором могло бы поместиться десятка два человек. Ползем вверх. Поднялись. И впрямь открылся чудесный вид. Внизу огромная бухта, окруженная высокими горами. Малахитовая вода изумительно прозрачна. На ее глади очень эффектно выглядят наши корабли с развевающимися большими парадными кормовыми флагами. Вокруг кораблей водят хоровод белоснежные яхты. На берегу справа дымят фабричные трубы. Вдаль уходят горы.

Там, где мы остановились, раскинулось широкое плато, поросшее луговыми травами. Тишина. Теплынь. Просто благодать! Люди загорают, занимаются гимнастикой, бегают, гоняют футбольный мяч, а иные, устроившись поудобнее, читают.

Мальчишки затащили нас на импровизированную, спортивную площадку, где упражнялись молодые норвежцы, любители легкой атлетики. Сюда же «подгребли» еще несколько групп наших ребят, собралось человек пятнадцать. Был здесь и старшина нашего 33-го класса Саша Сторожёнко, отличный гимнаст. Смотрим, подошел Саша к норвежцу, только что толкнувшему ядро, и жестом просит разрешения попробовать. Ну, дела! Сроду ядром не занимался, а сейчас… сраму не оберешься! Саша смело взял ядро и, хотя мешал клеш, сумел послать ядро на отметку, близкую к норвежской.

— Рашен — гуд! Гуд! — послышались возгласы.

— Саша, не подкачай! — подбадривали мы Сторожёнко.

Состязание шло на равных. Хозяева стали любезно приглашать нас принять участие в их тренировках.

Незаметно пролетело время, и, не спохватись вовремя один из нас, не смогли бы мы обзавестись трубками, табачком, норвежскими ножами и уж наверняка остались бы без ужина.

Словом, запасшись всем перечисленным и добавив еще по изрядному пакету какао, едва успели на последний барказ.

Сразу же по прибытии наши корабли были окружены шлюпками, мотоботами. Норвежцы с видимым удовольствием слушали музыку замечательного морского оркестра, хоровые песни. В иные вечера — норвежцы на воде, на шлюпках, а мы на баке — вместе распевали наши песни. Особенно им нравились «Калинва» и «Метелица».

На кораблях побывали тысячи норвежцев. Трудовой народ добирался на наших барказах, позажиточнее — на собственных мотоботах. Кроме машинного отделения, кочегарок и артиллерийских погребов, осматривали все. Пробовали и хвалили наш флотский харч.

Удивлялись порядку на корабле, свободе и простоте отношений между начальниками и подчиненными. Все было противоположно тому, что писала до нашего прихода буржуазная пресса.

Не один из побывавших на борту норвежских коммунистов с восторгом говорил нам примерно так:

— Большинство населения города, видя одетых в прекрасную форму матросов, их безукоризненное поведение, вежливое обращение, восторгается вами. Вы нам, коммунистам, своим прибытием очень помогли в партийной работе, в борьбе за помощь первому в мире государству рабочих и крестьян.