Мосад, Аман и все такое…
Шрифт:
В это время другая группа десантников завершала захват здания ООП. Защищавшие его террористы были перебиты, документы и бумаги вытащены из шкафов и погружены в машины, в нижних этажах торопливо закладывалась взрывчатка. Освободившиеся от „работы“ десантники уже направлялись в сторону складов оружия, принадлежавших ООП и находившихся дальше к северу.
Выстрелы и взрывы, несомненно, должны были привлечь внимание бейрутской полиции, поэтому один из офицеров, руководивших операцией, позвонил по телефону в полицейское управление и на чистом арабском языке, взволнованным голосом, сообщил, назвавшись случайным прохожим, что в районе Эль-Хартум завязалась перестрелка между двумя фракциями палестинских террористов. Получив это сообщение, ливанская полиция почла за благо
Бумаг и документов было так много, что пришлось вызывать вертолеты, подготовленные на случай, если придется вывозить раненых. Но раненых не было, — если не считать одного из мосадовских агентов, которому в суматохе прищемили руку дверцей машины. Зато убитых десантников, к несчастью, было двое.
Операция началась в 1.30 ночи. Она закончилась в 3.30. Израильские десантники и „бейрутская“ группа Мосада покинули город в резиновых лодках. Убитые, раненый и документы — в вертолетах. Три руководителя „Черного сентября“ и около ста рядовых террористов — в гробах (их с почестями хоронили через два дня в Каире). Увы, Будия и Саламе еще раз ускользнули от возмездия.
Начиналось лето 1973 года — последнее „мирное“ лето перед войной Судного дня. Но для Мосада оно не было мирным даже в кавычках. Его. группы продолжали охоту за террористами на всем пространстве европейского континента. И в этой охоте они начали нести потери.
Гибель Баруха Коэна была первой из них. Затем в апреле, после ликвидации Мухасси, палестинская террористическая сеть на Кипре — видимо, не вполне выведенная из строя, — предприняла ответный удар и сделала попытку взорвать дом израильского посла и атаковать израильский авиалайнер в никозийском аэропорту. К счастью, обе попытки окончились провалом. Но в мае террористы взяли реванш: смуглая восточная красавица, с которой авнеровский Карл назначил встречу в номере гостиницы, надеясь выведать у нее кое-что о ее „палестинских клиентах“, хладнокровно всадила в него нож и покинула гостиницу никем незамеченной. А несколько недель спустя, при загадочных обстоятельствах, погиб Ганс из той же авнеровской группы. Становилось очевидно, что террористы успевают восстанавливать свою сеть и ухитряются наносить болезненные ответные удары. Операция „Возмездие“, потеряв первоначальную неожиданность, начинала терять и эффективность и все более превращалась в затяжную позиционную войну, только особого рода. Группы Мосада вынуждены были полагаться на информацию, которую получали через свои „контакты“ в подпольном мире. Пользуясь этим, террористы прибегали — и весьма успешно — к тактике подбрасывания Мосаду своей дезинформации. Группы Мосада вынуждены были полагаться на „помощников“, вроде Тони и Луи у Авнера, которые организовывали для них слежку и добывали взрывчатку. Таких помощников легко было перекупить, и этим террористы воспользовались тоже.
В начале июня группа Авнера получила сообщение, что след Саламе отыскался в Швейцарии: руководитель „Черного сентября“ как будто бы направлялся в заброшенный горный городок для встречи со своими резидентами. Группа бросилась в Швейцарию — только для того, чтобы убедиться в ложности сообщения и едва не оказаться в руках швейцарской полиции. Неделю спустя в группе погибшего Коэна, которую теперь возглавил прибывший из Израиля Майк, погиб главный подрывник — и непонятно осталось, взорвался заряд в его руках по его собственной неосторожности или потому, что кто-то из „поставщиков“, перекупленный террористами, нарочно подсунул испорченный детонатор.
Тем не менее операция „Возмездие“ продолжалась, и в Париже Майк, заменивший Коэна, лихорадочно готовил своих людей к решающему моменту — ликвидации Будии, который снова объявился во французской столице.
Будия разъезжал по Парижу на своем белом „Рено“, который часами ждал хозяина у подъездов самых разных домов, порой до глубокой ночи или даже рассвета. Как правило, друзья и женщины провожали гостя до самой машины, поэтому застрелить его на улице было бы затруднительно. Майк решил взорвать Будию в его машине. Был заготовлен достаточно мощный заряд взрывчатки, постоянно находившийся
Но сначала еще нужно было установить все это в машине Будии.
Долгожданный момент наступил на рассвете 28 июня. Накануне вечером Будия заночевал у своей новой „пассии“ — молоденькой стенографистки с рю Боно. Его машина оставалась у подъезда всю ночь, но Майк не решался устанавливать в ней заряд, опасаясь, что утром Будия вздумает подбросить девушку на работу, и в машине вместо одного окажутся двое. Майк понимал, что этот несвоевременный приступ гуманизма может оказаться роковым и сорвать всю операцию, но не мог преодолеть внутреннего запрета.
Судьба возблагодарила его за это: Будия вышел из дому один. Было шесть утра. Сорок пять минут спустя, пробравшись через утренние „пробки“, Будия припарковал свой „Рено“ на улице Фоссесен-Бернар, неподалеку от университета. Он вышел, закрыл машину и скрылся в одном из подъездов. Люди Майка бросились к телефону. Двадцать минут спустя Майк со своим автофургоном и подрывниками был уже на месте. Будия все еще не появлялся. На всякий случай двое наблюдателей были оставлены в том подъезде, куда он вошел: если он выйдет и направится к машине, они должны были любой ценой его задержать.
Автофургон подогнали вплотную к белому „Рено“, заслонив его от глаз случайных прохожих. Поэтому никто не видел, как подрывники Майка нырнули в открытую отмычкой машину Будии и как пять минут спустя „вынырнули“ оттуда.
Фургон отъехал на угол.
Наступило ожидание.
Будия не появлялся.
В 10.45 тяжелый грузовик стал в точности на то место, где раньше стоял автофургон, — рядом с машиной Будии. Теперь, даже если Будия появится, взорвать заряд будет, невозможно — может пострадать шофер грузовика. Следовать же за Будней и взорвать его машину на ходу было еще более рискованно.
В 11.00 грузовик отъехал.
Будия появился почти тотчас. Майк увидел, как наблюдатели вышли из подъезда, и один из них дал условный сигнал. Еще через минуту Будия уже открывал дверцу своей машины. Он сел в кресло водителя и захлопнул дверцу. Вряд ли он успел вставить ключ зажигания — звук взрыва почти совпал со звуком захлопнутой дверцы.
Ведущий резидент палестинской террористической сети в Европе был ликвидирован. В Мосаде могли поздравить себя с выдающимся успехом. В короткий срок — всего за несколько месяцев — были один за другим ликвидированы почти все люди по первоначальному списку операции „Возмездие“. Конечно, никто в Иерусалиме не мог предполагать, что на смену Будии вскоре придет другой человек, несравненно более опасный и хитрый, который воссоздаст сеть Будии и назовет ее в честь своего погибшего учителя „Коммандос Будия“. Этого человека звали Карлос.
Остановимся и задумаемся. Не слишком ли кровавыми и жестокими были действия и методы Мосада в этой „Большой охоте“? Не скатились ли израильтяне на уровень террористов в своих хладнокровно задуманных и одна за другой осуществляемых „ликвидациях“? Уловима ли еще грань между террором — и контртеррором?
Заглянем в душу такого Авнера или Майка. В ней нет ненависти к палестинцам или арабам „вообще“. Он не думает об уничтожении их государств или народов. В тот момент, когда он готовит взрывчатку и обдумывает, как наилучшим образом ее использовать, он помнит, что она предназначена для конкретного Будии или Хамшари — для человека, на совести которого список кровавых преступлений. Любой беспристрастный суд осудил бы этого человека и приговорил к высшей мере наказания; Авнер или Майк ощущают себя просто исполнителями такого приговора. Они ненавидят конкретного человека — убийцу; и их действия в этот момент мало чем отличаются от действий полицейского, шерифа или детектива, который настигает преступника на месте преступления и вынужден применить оружие.