Мосад, Аман и все такое…
Шрифт:
Конечно, можно сказать, что палестинцы вели «национально-освободительную борьбу». И так говорили. Особенно в арабской и левой европейской прессе. Эта словесная дымовая завеса сбивала многих с толку. Она заслоняла тот простой и очевидный факт, что «борцы за свободу» почему-то упорно избирали своими мишенями мирных людей — женщин, стариков, туристов, просто прохожих. Детей в Маалоте. Паломников в Луде. Здравый смысл не мог найти никаких оправданий этим бессмысленным убийствам. Но газеты продолжали называть обыкновенных убийц «революционными борцами за освобождение Палестины».
В этих «объяснениях» была изрядная доля лицемерия и цинизма. Например, знаменитая британская радиовещательная корпорация Би-Би-Си, всегда и охотно декларировавшая свою
Мир был равнодушен, — как и в дни еврейской Катастрофы. И опять, как в те дни, евреи чувствовали себя защищающими свою жизнь в одиночку. Их преследовали и убивали на Ближнем Востоке, в Европе и в самом Израиле, с дьявольской изобретательностью и кровавой изощренностью, без разбора и сожаления, с садистским удовольствием и торжествующим злорадством. Казалось, что вернулись времена гетто и погромов.
Могут сказать: «Вы преувеличиваете! С одной стороны, целое государство, как-никак, с армией, полицией, разведкой, а с другой — банда плохо вооруженных террористов…» Но человеческая психология не принимает такие аргументы. Люди воспринимают ситуацию применительно к себе, своим близким, своим детям. Они испытывают унижение, отчаяние, страх, бессилие, и им нет дела до того, что убийцы немногочисленны, а Армия обороны Израиля насчитывает десятки тысяч человек. На счету трех (!) японцев в Луде было 25 убитых и 78 раненых!
Ни один народ не может жить в таком унижении и страхе. Он перестает «звучать гордо». Чтобы не сломаться окончательно, он должен распрямиться. Вернуть себе веру в то, что преступники могут быть найдены, опознаны и наказаны. В те годы западный мир еще не понимал той жгучей жажды возмездия, которая владела тогда буквально всеми израильтянами — от рядовых граждан до премьер-министра. Сегодня, зализывая собственные раны, западный мир это уже, кажется понимает.
Так обстояло дело с моральной стороной вопроса. Практическая же его сторона была куда более очевидна. Государство имеет не только право, но и долг защищаться от банды взбесившихся преступников. Демократическое государство — тем более. Ибо эта банда — сознательно и бессознательно — работала и работает и сейчас на подрыв демократии в мире. Защищая себя, Израиль защищал демократический Запад. Сегодня, оглядываясь назад, можно с уверенностью сказать, что если бы не отчаянная, в одиночку, сцепив зубы, борьба израильтян с международным терроризмом, успехи этого терроризма были бы ныне гораздо серьезнее.
А что касается методов — что ж, они диктуются обстоятельствами. В данном случае их выбрал сам противник. Террористы создали высоко профессиональную, тщательно законспирированную международную сеть убийства и уничтожения, на счету которой к концу 1972 года числилось уже несколько тысяч (!) жертв. Эту сеть необходимо было любой ценой ликвидировать. [5]
Оставались технические детали. Наметить подлежащие ликвидации «узлы», создать «группы уничтожения», разработать план каждой «операции» — и начать «охотничий сезон».
5
В некоторых книгах об израильской разведке можно прочесть, будто Мосад руководствовался исключительно жаждой мести: отсюда, мол, и название операции — «Возмездие», и количество намеченных целей — по числу погибших в Мюнхене израильских спортсменов. Жажда справедливого возмездия, действительно, была существенным — но не главным мотивом: по разным данным, число убитых в «Великой охоте» ведущих террористов варьирует от 11-ти до 15-ти, так
Много лет спустя Авнер, израильский «шпион, который пришел с холода», бывший руководитель одной из таких групп, рассказал об этой «Великой охоте» американскому журналисту Ионасу. Если вы помните, с этого мы начали весь наш рассказ. С этого мы его теперь продолжим.
Человек, в распоряжение которого Замир на следующий день откомандировал Авнера, был высокий, худой, профессорского вида мужчина лет сорока, с ранней сединой в густой шевелюре. Губы его были изломаны трагической гримасой, но в глазах играло насмешливое веселье.
— Ты можешь называть меня Эфраим, — сказал он. — Я буду твоим куратором. У тебя, наверно, сотни вопросов, я даже не знаю, смогу ли на все ответить. Поэтому не начать ли нам с кофе?
Они начали с кофе в небольшом кафе на тель-авивской набережной.
— Поговорим о деле, — сказал Эфраим, откинувшись на стуле. — Мы создаем несколько ударных групп для действий в Европе. Их задача — разрушить террористическую сеть. Идея тут простая. В чем сила террористов? Они не составляют регулярную армию, их невозможно атаковать и разбить в открытом сражении. В чем слабость? В том же самом…
Авнер подумал, что у Эфраима не только вид профессорский. Он подхоДил к делу издалека, основательно, словно читал лекцию студентам.
— Их сеть, — продолжал Эфраим, — держится на нескольких центральных узлах и соединяющих эти узлы линиях связи и доставки. Удали один узел — ты нарушишь всю сеть. Убери одного узлового человека, и ты надолго сорвешь им игру.
— Появится другой… — заметил Авнер.
— Это требует времени. Профессиональный террорист-организатор — это умный и искусный фанатик. Большинство людей не фанатики. И большинство фанатиков не умны и не искусны. Чтобы подготовить профессионального организатора, нужны годы. Вдобавок, если появится новый, ему придется налаживать нарушенную сеть. А для этого ему придется открыться. Тогда мы сможем убрать и его… И вообще, ты не думал о ногтях?
— О каких ногтях? — растерянно переспросил Авнер.
— Ну, ногти ведь тоже отрастают. Но это же не причина, чтобы их не подстригать…
Авнер пожал плечами. Это соображение ему не приходило в голову.
— Теперь — о группе. Вас будет пятеро…
— Специалист по взрывчатке, — задумчиво начал перечислять Авнер, — специалист по документам, один по связи, я и еще один, который будет стрелять… Так?
— Что значит — «который будет стрелять»? — удивился Эфраим. — А ты сам не умеешь стрелять, что ли? Тебя в армии не научили стрелять?
Авнер сконфуженно молчал.
— Мы учим людей стрелять, — безжалостно продолжал Эфраим. — Мы учим их пользоваться автоматом, подкладывать бомбы, орудовать ножом. Но мы никого не учим убивать. У нас нет специалистов по убийству.
Авнер опустил голову. Только теперь он до конца осознал, что ему предстоит.
— Я понимаю, это нелегко, — опять заговорил Эфраим. — Не думай, будто я не понимаю. Но я вот что хотел тебе сказать… Ты помнишь Гутфрейнда, тренера по борьбе, которого они убили в Мюнхене? Здоровый такой мужик… я с ним был знаком. У него были две дочери. В 67-м он спас в Синае дюжину египетских солдат, которые умирали от жажды. В Мюнхене они всадили в него четыре пули. А перед этим связали, понимаешь? Представь себе, что ты нашел человека, который это сделал. Скажем, в Амстердаме. Он сидит в кафе и пьет кофе, а ты стоишь у окна и у тебя в руках револьвер. Понимаешь, я не могу приказать тебе выстрелить. Никто не может, верно? Я не виню тебя. У тебя трясутся руки, ты не в состоянии. Ну, что ж, нет — значит нет. Только не говори мне, что для этого надо быть «специалистом по убийству». Бели ты можешь это сделать, если ты сознаешь, что это нужно сделать, тебе не нужна никакая тренировка.