Москит. Конфронтация
Шрифт:
На крик поспешили сразу двое: один с окровавленной повязкой на левом плече и второй, измождённый настолько, что непонятно как ещё держался на ногах. Обо мне на время забыли, и я воспользовался моментом, принялся упорядочивать остатки потенциала, равномерно распределять его по организму, концентрировать и прогонять волнами там, где требовалось ускорить регенерацию. А требовалось её ускорить фактически везде — весь как отбивная, ещё и руки в ожогах. Почему до сих пор болевой шок не скрутил, просто не представляю.
Поверхностный
Посадили транспортник на военном аэродроме, и упрекнуть встречающую сторону в излишней беспечности лично у меня не повернулся бы язык. По периметру расположились грузовики с крупнокалиберными пулемётами в кузовах, а на самолёте сошлись лучи прожекторов, да и сортировка с фильтрацией начались без какого-либо промедления.
Как видно, ситуацию уже прояснили в ходе радиопереговоров, не возникло никакой неразберихи, в рупор крикнули:
— Сначала выходят офицеры!
Право покинуть самолёт первым предоставили нашему пилоту. Ещё и аплодисментами проводили, даже я пару раз в ладоши хлопнул.
— Родион Перовский, подпоручик республиканского военно-воздушного флота! — отрекомендовался он, спускаясь по лестнице.
Следом двинулся отсалютовавший мне на прощание дядя Миша, чем нисколько, если начистоту, не удивил. Удивило другое.
— Матеуш Ледостав, — представился он. — Прапорщик Жандармского железнодорожного корпуса. — И добавил: — У нас раненые, поторопитесь!
— Раненых оставляйте! Ими займутся санитары, — прозвучало в ответ. — Теперь унтер-офицеры!
На выход двинулось сразу несколько человек, а я так и остался сидеть.
Раненый я или кто?
Дальше аэроплан покинули рядовые, на смену им явились санитары, руководил которыми молоденький подпоручик медицинской службы.
— Господин подпоручик, — обратился я к нему со всем почтением, — в плену четверо наших прошли инициацию, о них следует незамедлительно сообщить в Новинск. Надо уведомить ОНКОР и дополнительно передать информацию в РИИФС для доцента Звонаря.
Медик в мою сторону даже не посмотрел, продолжив изучать опалённую дыру в борту.
— Господин подпоручик!
Белобрысый молодой человек глянул свысока и не пообещал даже, просто пренебрежительно бросил:
— Разберёмся!
Такой ответ меня не удовлетворил, я ухватил его за штанину и притянул к себе.
— Слушай сюда, холерник! — угрожающе произнёс я, понизив голос. — Эти четверо — операторы, без помощи реабилитологов они загнутся! И, уж будь уверен, в рапорте я тебя упомянуть не забуду!
—
— Сообщи в Новинск, что информация получена от Петра Линя, учётный номер тридцать восемь дробь сорок пять семьдесят три. И пусть пришлют мою историю болезни, а то худо мне.
— Отпустите немедленно!
Я и не подумал разжать пальцы, вместо этого спросил:
— Что нужно сообщить в Новинск?
Пусть подпоручик и выглядел зелёным юнцом, но сумел совладать с эмоциями и коротко выдал главное:
— Инициация в плену. Тяжёлое состояние. Пётр Линь. Тридцать восемь дробь сорок пять семьдесят три. Нужны реабилитологи и доцент Звонарь.
— Не забудешь? — уточнил я, отпуская его.
— Да уж поверьте! — процедил медик.
Тут к нам поднялся крепыш в форме пехотного поручика, он обвёл цепким взглядом разгромленный салон, задержал его на мне и уточнил:
— Пётр?
— Так точно! — подтвердил я.
— Прошу на выход.
— А как же санчасть?
— Касательно вас поступило особое распоряжение.
Чего-то подобного и следовало ожидать, но я всё же уточнил:
— Комендатура или особый отдел?
Поручик на миг замялся, но в итоге соизволил ответить:
— Второе.
Больше я уже тянуть время не стал, с кряхтением поднялся на ноги и покачнулся, но всё же сумел перебороть головокружение и двинулся к трапу. У аэроплана стояло несколько санитарных автомобилей, рядом с ними притулилась забрызганная грязью легковушка, к ней меня и повели. А воздух — сырой и холодный, небо облаками затянуто, земля под ногами влажная, точно дожди зарядили. Скоро осень. Или уже осень?
Я совсем потерял счёт дням, вот и спросил:
— Какое сегодня число?
Поручик распахнул заднюю дверцу автомобиля и вопрос мой проигнорировал.
— Да бросьте! — поморщился я. — Опрашивать под протокол будете? Ну и как тогда без даты?
Крыть этот аргумент сопровождающему оказалось нечем, и он нехотя сказал:
— Сегодня двадцать седьмое августа.
Из памяти выпало никак не меньше недели жизни, но растерянности я не выказал.
— Благодарю, — сказал и забрался на задний диванчик, на коем предстояло ехать в одиночестве.
Поручик захлопнул дверцу, обежал автомобиль и устроился на переднем пассажирском сиденье рядом с водителем.
— Поехали, — скомандовал он, и боец с погонами ефрейтора, который держал двигатель работающим на холостом ходу, заставил машину тронуться с места.
Та выехала с лётного поля и запрыгала на разбитой дороге, подвеска оказалась чрезвычайно жёсткой, и меня начало кидать из стороны в сторону, пришлось ухватиться за потолочную ручку. Но тот факт, что вслед за нами на некотором удалении покатили броневик и два вездехода, я отметить не преминул.