Московит. Игра на выживание

Скрипец Антон

Над подворьем повисла тишина. Даже Стась на мгновение забыл об обуви. Потому что был в курсе, что задание им поручили тайное.

– Если вы собираетесь отсюда уйти, не дождавшись своей цели, – зря. Потому что дождаться ее именно здесь все-таки не лишено смысла…

– Ты кто? – просто и без всяких витиеватостей прервал поток пустых слов ротмистр. А заодно дал понять, кто здесь на самом деле главный.

Нарядный балабол кинул на Торунского мимолетный взгляд, будто нечаянно заприметил в скучном пейзаже еще одну незначительную и никому не нужную деталь, и вновь обратил все внимание на важничающего Новака. Тот, скотина, сидел в своем высоком седле и принимал все эти знаки почтительного внимания за должное. Даже не думал разуверить незнакомца в том, что командиром разъезда вообще-то не является. Молчал да важно дул щеки.

– Одно могу сказать

точно – послушайте нас и не пожалеете, – продолжал лить мед на мельницу чванливости Новака, упрямо продолжая именно его принимать за голову отряда, нарядный хмырь. – Обоз точно будет. И точно – здесь. Понимаю, что верить нам на слово вам не с руки. Поэтому выдвигаю такое предложение: ежели пожелаете, мы можем остаться здесь, с вами. А в каком качестве – союзников или же заложников, – решайте сами.

– Покойников. – Утомившись от избытка малопонятных слов, здоровяк Стась рванул с пояса длинный тесак и решительно шагнул в сторону незваных гостей. Широкую белозубую улыбку с рожи пригожего оратора этот маневр смахнул моментально. Сначала он рассеянно цапнул болтающийся на ремне топор, тут же, словно только сейчас вспомнив о его существовании, дернул в сторону головы рукой, в которой покоился шлем, и лишь затем надумал цапнуть рукоять пистоля. Пока он паниковал, не зная, за что хвататься, опытный в коротких ратных стычках Стась широченным шагом подлетел к нему чуть ли не вплотную.

И тут слово взял второй московит.

Вернее, как – слово…

Не особенно суетясь, он молча встретил атаку Стася простым и очень действенным приемом – без всякого замаха двинув ему промеж вытаращенных глаз своим шлемом. Длинноусый боров удивленно крякнул и отступил на шаг, выронив из руки тяжелый тесак. Для второго удара незнакомец уже как следует размахнулся. Звук, с которым повторно встретились башка поляка и шишак московита, получился не из тех, которые хочется услышать вновь. Шляхтич рухнул навзничь.

Что ж. Зато стало очевидно, что крепкий молчун лясы точить не станет. Голубые глаза, восточный разрез которых на вполне европейского типа лице выглядел странновато, теперь меряли собравшуюся публику не мирным скучающим взглядом, а вполне расчетливым холодным блеском. На долю мгновения ротмистру даже показалось, что правый глаз светловолосого блеснул, что у кота в темноте. Словно в него было встроено потаенное зеркальце. Чисто выбритое лицо – что у поганых наследников Орды вообще-то считалось немалым уродством – мигом преобразилось в воинственную маску. Брови под непослушной вихрастой челкой грозно сшиблись на тонкой переносице.

Шляхтичи замерли в невольном оцепенении. Если и раньше было не особо похоже, что переговоры дойдут хоть до какого-то исхода, не связанного с убийством двоих визитеров, то теперь иного выхода они точно не предусматривали.

Впрочем, судя по ошарашенному взгляду красноречивого московита, которым тот одарил своего соратника, таковая мысль пришла в голову и ему. И, разумеется, Новаку. Тот, поморщив лоб мыслями, потащил из чехла на седле пистоль. Дорогую, ясное дело, вещицу. На длинной резной рукояти, с колесцовым замком. Весь этот хутор, пусть даже был бы битком набит крестьянами, стоил много дешевле.

И в тот самый момент, когда магнатов нагулянный отпрыск щелкнул ключом, взводя механизм своего оружия, драчливый московит опять сделал то, чего от него никто не ожидал. Ухмыльнулся довольно раскованной и открытой улыбкой, как наскучившую ненужность отбросил в сторону шлем – словно притащил его сюда только для того, чтобы садануть им по зубам Стасю – и расслабленно скрестил руки на груди.

– Ну что, боевой побратим? Чего скажет твоя инструкция, если мы решим немного ускорить переговоры?

Кто бы ни была эта инструкция и где бы она ни пряталась, ответ на непонятный вопрос безумца так и повис в воздухе. Навсегда. Взведенный механизм Новакова пистоля коротко вжикнул, бахнул выстрел, окутавший оружие сероватым облаком. Конь Новака, дорогой, но не особенно привычный к бою, недовольно фыркнул, запрядал ушами и заплясал на месте.

А сладкоголосый побрехун упал, словно из него мигом вынули все кости. Вместо левого глаза у него зияла жутковатая кровавая воронка. Все-таки бил этот вычурный ствол на диво точно. Давно пора было его выиграть у богатенького поганца в кости.

Расслабленная ухмылочка мгновенно сошла с рожи светловолосого. Он пригнулся, дернул из-за пояса пистолет, направил его на Новака. Денежный мешок, не без удовольствия отметил про себя Торунский, лицом посерел не хуже, чем не успевший

еще развеяться пороховой дым. А извечно никого ни во что не ставящий надменный взгляд на краткий миг наполнился испугом и вроде бы даже неуемной жаждой жизни. Больше, да и дольше ему ничем наполниться не позволили. Выстрел московита грохнул куда зычнее и раскатистее. Голова спесивца дернулась назад, наряженная высокими фазаньими перьями рогатывка слетела с макушки, а Новак – из седла своего скакуна с точеными ножками. Тут уж спохватился, что пора бы дать о себе знать, и десятник. Гловач метнул в москаля тот самый старательно заточенный кинжал, который правил несколько минут назад. Но лезвие лишь цвиркнуло о дуло пистолета – нарядный, что начищенная серебряная монета, воин отбил стилет в сторону в самый последний момент. Стало быть, даже если доспехи его в бою еще не бывали, про него самого то же самое не скажешь. Двое спешившихся шляхтичей метнулись к московиту со стороны уходящего в огород плетня. А он снова повел себя крайне странно: наставил на них разряженный уже пистолет. Ничего, ясное дело, из этой затеи не вышло. Лишь пару раз безуспешно нажав на вдавленный в рукоять спусковой крючок, он сообразил, что творит что-то не то. Но сориентировался на удивление споро, тенью метнувшись к своему мертвому соратнику. У того оружие огненного боя зацепилось за ремень, и выдернуть его с ходу не вышло. Стиснув зубы, светловолосый дернул еще раз – и успел-таки пальнуть из пистоля прежде, чем размахивающие саблями панове подскочили к нему. Тому из них, что был ближе, пуля пробила горло. Он упал на колени, хрипя, захлебываясь кровью и стискивая обеими руками шею. Зато второй рьяно подскочил к врагу и лихо, умело подкручивая каждый замах кистью, полоснул саблей в волоске от башки схизматика. Тому вмиг стало не до улыбок. Уворачиваться и в последний момент отскакивать от шинкующего воздух металла он еще успевал, но времени на то, чтобы вынуть из-за пояса топор и вступить в схватку на более-менее равных условиях, никто ему давать не собирался. Уклоняться же от выпадов доброго рубаки вечно не смог бы никто. Тем более что тот не просто размахивал отточенной дугой сабли перед носом московита, а теснил того к ротмистру. Спиной. Опытный вояка провернуть с собой такой нехитрый маневр ни за что бы не позволил. Блондинчик к таковым, судя по всему, все же не относился. Что, учитывая его скупые воинские прихватки и движения, было странно. Он бестолково шарахался из стороны в сторону до тех пор, пока чуть не затылком наткнулся на Торунского. Тот уже давно поджидал его, сжимая в кулаке булаву. Ничем не прикрытая белобрысая макушка виделась прекрасной мишенью.

Но в тот момент, когда ротмистр, замахнувшись, уже заранее скорчился от предвкушения пренеприятной картины проломленной башки, светловолосый ни с того ни с сего подставился под очередной рубящий мах сабли. Причем сделал это максимально глупо. Выпростал вперед руку – ту самую, в радующей глаз новенькой кольчуге – и принял на нее удар. Такой, от которого эти аккуратно пригнанные друг к другу колечки спасти не могли никак. Но и здесь загодя промелькнувшая пред мысленным взором Торунского картина кровавой рытвины и перебитой кости так в мыслях и осталась. Каким-то чудом железная чешуя выдержала. Даже не помялась и не прогнулась. Что для теснившего московита вояки тоже стало неприятным сюрпризом. Он не удержал равновесия и неосторожно шагнул вперед. Белобрысый только того и ждал, выбросив навстречу кулак. Затем перехватил обмягшую руку с саблей, крутанулся на месте и швырнул их обладателя прямо в Торунского. Тот запоздало махнул булавой, но вышло так, что движение это сделал, уже заваливаясь назад под весом ухнувшего на него тела. Земля с готовностью обрушилась на спину и затылок, вышибив воздух из груди. Сквозь шум в крови в ушах ротмистр слышал звон металла, топот сапог, ржание коней да надсадное дыхание Гловача.

Затем грохнули два выстрела. Более тяжелые и гулкие, чем звучавшие доселе пистолетные выбухи. Видать, подоспели наймиты-мушкетеры, которых Торунский в свой отряд брать не хотел, но ему их навязали. Выходит, не зря.

Отпихнув наконец от себя бесчувственное тело умельца сабельного боя, ротмистр постарался как можно решительнее воздеть себя на ноги. Получилось не так стремительно, как должно было, но, похоже, на это никто не обратил внимания. Именно в тот момент, когда он поднимался, опираясь на свою булаву, десятник долбанул почему-то упавшего на четвереньки православного еретика какой-то доской. Прямо по башке. Дерево, треснув, надломилось. Очень хотелось верить, что череп этого христопродавца – тоже.