Московия. Легенды и мифы. Новый взгляд на историю государства
Шрифт:
Что касается дяди, то царь попытался привлечь его на свою сторону соблазнительными обещаниями. Когда же это не помогло, Дмитрий отправил его в отдаленную ссылку, где несчастный и пропал бесследно.
Но!.. Иезуит Ян Рывоцкий отмечал особую заслугу Сапеги в том, что тот был постоянным противником Дмитрия. По свидетельству этого писателя, Лев Иванович все время старался противодействовать его замыслам и советовал правительству ни в каком случае не оказывать ему поддержки. Упомянем, кстати, что историк иезуитского ордена в Литве отец Ростовский точно так же считает, что царь Дмитрий и Григорий Отрепьев — одно лицо.
Что же можем мы противопоставить столь единодушным показаниям поляков и русских? Одно из самых веских свидетельств в защиту Дмитрия исходит от двух капелланов, отцов Николая и Андрея. 8 марта 1605 года они сообщают главе польских иезуитов Стривери следующую новость: «Сюда привели Гришку Отрепьева. Это — опасный чародей, известный всей Московии. Годунов распространяет слух, будто царевич,
Капелланы рассказывают об этом эпизоде с полнейшим спокойствием. Тон их свидетельствует о том, что они нисколько не сомневаются в достоверности сообщаемого ими факта. Вероятно, все дело происходило на их глазах… Об Отрепьеве упоминает и Маржерет. [99] И он отнюдь не считает его одним лицом с Дмитрием. По его свидетельству, Отрепьев был сослан в Ярославль, а потом и совсем исчез со сцены. На первый взгляд, эти показания достаточно убедительны. Однако… Дело в том, что сам Дмитрий будто бы выдал кого-то за Гришку Отрепьева. Таким образом, и капелланы, и Маржерет могли, вполне естественно, стать жертвой обмана со стороны хитрого самозванца. Справедливость требует, впрочем, известной оговорки. Сами летописи не вполне согласны между собой относительно того лица, которым сумел воспользоваться Дмитрий. Здесь самый темный пункт всего вопроса, впрочем, и не единственный.
99
Маржерет Исаак (ок. 1550 или 1560 — после 1618) — французский авантюрист. Служил у Бориса Годунова, Лжедмитрия I и Лжедмитрия II. Автор «Состояния Российской державы… с 1590 по сентябрь 1606». — Примеч. ред.
С другой стороны, истинный Дмитрий мог носить в монашестве имя Григорий, т. е. быть и Гришкой Отрепьевым, и законным наследником трона.
Допустим, однако, что тождество Дмитрия и Гришки Отрепьева является окончательно доказанным фактом. В таком случае неизбежно возникает вопрос — каким образом беглый монах, против которого был сам патриарх, мог увлечь за собой всю Россию и возложить на голову царский венец? Мы уже отметили выше некоторые общие условия, облегчающие понимание этого феномена: повторим здесь, что самозванство было продуктом социального распада. Гораздо труднее установить точно, кто, собственно говоря, руководил Дмитрием, стоял за ним. Несомненно, дело самозванца явилось следствием обширного и искусно выполненного заговора. Кто же был его душой? Вожаки так ловко замели свои следы, что волей-неволей нам приходится ограничиться одними догадками. Впрочем, имеется еще один источник сведений о Дмитрии; к сожалению, им пользовались пока еще слишком мало. Мы говорим о собственных признаниях «царевича». Правда, данные эти не очень обширны, но, во всяком случае, на их стороне непосредственность и подлинность. Как мы знаем, Дмитрий умел и любил поговорить. Однако при этом он прекрасно владел собой. Ни разу он не выдал себя. Только в Кракове в 1604 году он позволил себе некоторую откровенность с нунцием Рангони. Наступал самый благоприятный момент для начала кампании против Москвы. Между тем Сигизмунд сам не спешил принять в ней участие и не давал действовать претенденту. Дмитрий сгорал от нетерпения. Желая выяснить у нунция, какие печальные последствия может иметь политика короля, он заговорил с ним о своем критическом положении. По словам царевича, в Москве за него была целая партия, и она уже давно и настоятельно, хотя и тайно, призывала его к себе. Дальше уклоняться от исполнения этих просьб невозможно. Иначе случится одно из двух: либо сторонники царевича устанут от напрасного ожидания и охладеют к делу, либо замысел их будет раскрыт правительством и участники его подвергнутся наказанию. Еще более заботила Дмитрия возможная смерть Бориса Годунова. «Если царь умрет в то время, пока я еще нахожусь в Польше, — рассуждал претендент, — кто-нибудь другой может занять мое место». Поэтому необходимо торопиться. Нужно предупредить события, не дожидаясь, пока явятся соперники. Чем скорее действовать, тем лучше… И Дмитрий уже мечтал о том, как он идет на Москву, вступает в Кремль и принимает венец и скипетр своих отцов. Эти картины преследовали его неотступно; они приобретали яркость настоящей галлюцинации. Претендент говорил о своем будущем торжестве с совершенной уверенностью, как о деле уже решенном. Он предусматривал все подробности и заранее проигрывал в уме предстоящие мероприятия. Он был убежден, что стоит только кликнуть клич и развернуть свое знамя — и все свершится само собою. Словом, он твердо надеялся, что победа ему обеспечена и достанется почти без жертв.
Рангони в своих донесениях курии добросовестно сообщал все то, что передавал ему Дмитрий. Однако нунций не слишком вникал в слова претендента на российский престол и даже, по-видимому, не мог проверить их должным образом. Конечно, здесь не следует заходить чересчур далеко и приписывать «царевичу» то, чего он не говорил сам. Но, сопоставляя некоторые
В самом деле, обратимся к необыкновенной истории претендента, как рассказывает ее Вишневецкий. В ней слишком ясно чувствуются внушения, идущие из Москвы. Но урок заучен плохо и рассказан неудачно. Отсюда это смешение правды с вымыслом, это сочетание исключительной осведомленности с грубыми фактическими ошибками. Конечно, настоящий автор биографии царевича отлично знал, что можно и чего нельзя сказать. Вот почему он обходит молчанием всю историю правительственного следствия по угличскому делу. По его словам, участники известной комиссии были отправлены в Углич для присутствия на погребении царевича. Характерно, что при этом он называет только Геласия и Кпешнина. Что касается Василия Шуйского, который, как мы знаем, играл главную роль, то его имя совсем не упоминается. Естественно задать вопрос: что это, невольное упущение или сознательная попытка оставить в тени истинного вдохновителя всей интриги?
Мы помним, какова была первоначальная мысль Дмитрия. Она была весьма проста, даже элементарна. Царевич намеревался набрать казаков и татар и с ними идти на Москву. В этом плане чувствуется русский дух; тем самым обнаруживается и его происхождение. Претендент не имеет в виду ни поляков, ни единения церквей; он отталкивается от чисто политической, если угодно, даже династической идеи. Разумеется, король Сигизмунд и канцлер Замойский не могли сразу понять, в чем дело. Естественно, что в их глазах весь замысел Дмитрия был чем-то химерическим и даже нелепым. Поэтому польские «друзья» «царевича» постарались раздвинуть рамки его проекта. Мы уже видели, в чем заключалась эта переработка. Несомненно, только поляки могли внести в программу Дмитрия принципы общеевропейской политики. Только благодаря их влиянию претендент заговорил о распространении истинной веры на Востоке и о крестовом походе против турок. Но лишь только он решает от слов перейти к делам, поляки оказываются в стороне. Их проекты остаются в области утопии. Напротив, то, что ранее признавалось безумием, осуществляется на глазах у всех при содействии русских. Далее все происходит так, как предвидел Дмитрий. Его осторожные намеки оказываются настоящими пророчествами… При первом же известии о «царевиче» народ приходит в движение. Почти никто не сопротивляется «претенденту». В это же время Борис Годунов умирает. Путь на Москву открыт. Наконец, самозванец торжественно венчается на царство в Кремле. Все эти сказочные успехи были предсказаны заранее и дались «царевичу» без всякого труда. Не значит ли это, что между ним и Москвой уже давно установились связи?
У Дмитрия было два двойника: Борковский и Мосальский. Они были как две капли воды похожи на царя, только без бородавок. Дмитрий, уходя по своим делам, приклеивал одному из них бородавку, и тот играл роль царя. В день убийства с бородавкой ходил Борковский.
Это дает повод утверждать, что в Кремле мог быть убит не сам царь, а его двойник Борковский. Но об этом мы поговорим позже, в главе, посвященной Лжедмитрию II.
Итак, прах то ли царя Дмитрия, то ли его двойника был рассеян по ветру.
Юрий Мнишек с дочерью и со свитой в 375 человек были размещены в Ярославле, где их охраняли три сотни стрельцов, причем у Марины были отобраны все драгоценности, взятые Дмитрием из царской сокровищницы. Царица отнеслась довольно безучастно к ужасной смерти своего мужа (если это был он), но очень заботилась о том, чтобы ей возвратили бывшего при ней маленького арапчонка. Юрий Мнишек, готовый на все, чтобы вернуть себе и дочери положение и деньги, стал пытаться поправить дело посредством брака Марины с новым царем, но Василий Иванович уже выбрал себе невесту — княжну Буйносову-Ростовскую.