Московская сага (Книга 1)
Шрифт:
– Ровным счетом ничего и решительно никому!– рявкнул в ответ младший брат.– Оставьте вы все меня в покое! Я получаю партмаксимум сто двадцать три рубля в месяц и должен одеваться и питаться в соответствии с этим. В партии еще сохранился здравый смысл! Мы не пойдем за теми, кто внедряет в РККА дух старорежимного офицерья.
Задетый за живое, Никита вызывающе захохотал. Он даже забыл о присутствии шофера с треугольничками в петлицах.
– Ха-ха, ты думаешь, твои любимые вожди такие аскеты, как ты?
Кирилл толкнул в его сторону гневным указательным:
– Повторяешь мелкобуржуазные сплетни, комдив!
В
В сухую погоду, не смотря на давку, все шелестят газетами, умудряются их разворачивать над головами или между ног. Нынче промокшие газеты не шелестели и не спешили разворачиваться, однако граждане все равно хорошо читали. Прогрессивные иностранцы постоянно отмечают, что в СССР самая читающая публика. Кирилл недавно дискутировал вопрос о печати с помощником отца Саввой Китайгородским. Собственно говоря, он даже не дискутировал - что можно дискутировать с типичным буржуазным либералом?– а проверял на Савве правильность партийных установок.
Естественно, мусье Китайгородский не доволен. Чего стоят все послабления нэпа, если печать осталась в руках у правящей партии, если ни одна дореволюционная газета не восстановлена?
Вот чего они хотят: не только нэповских лавок, но разнузданной прессы. Значит, в этом направлении мы держим правильный курс. Никаких поблажек. Пресса - здесь Троцкий прав - острейшее оружие партии!
Кирилл стоял в углу трясущегося вагона, зажатый с трех сторон мокрыми, хмурыми пассажирами такого же, как у него, пролетарского обличия. Газетные заголовки маячили у него перед глазами. Пресса партии богата событиями. И очень хорошо, что они даются в партийной интерпретации: человека не бросают в одиночку на съедение факту, наоборот, учат потреблять факты, оценивать их с классовых позиций.
Расстрел за растрату; избирательного права лишены кулаки, служители культа, бывшие царские чиновники; увеличивается экспорт леса; за покупку жилплощади - выселение; "Рычи, Китай!"; футбол: сборная сахарников и совторга бьет "Пролетарскую кузницу"; центральный аэродром им. т. Троцкого, новые аэропланы "Наркомвоенмор", "Л. Б. Красин", "Имени тов. Нетте", полет шара, аэронавт - слушатель академии воздухофлота тов. Федоров... Много, много фактов, жизнь в красной республике бурлит; вот еще - отповедь Пилсудскому; а вот вам и реклама - краски, "Тройной" одеколон, вежеталь... на потребу мещанству...
Отвернувшись к окну, Кирилл вытащил свое чтение - толстую книгу. Он делал вид, что не замечает, как две его постоянные попутчицы, девчушки лет двадцати, совсем не противные на вид секретарши-машинистки, поглядывают на него и хихикают.
– Все-таки он очень хорошенький, не находишь?– сказала одна.
– Очень уж серьезный, - сказала другая.– Что же он читает?– Она вполне бесцеремонно заглянула Кириллу под локоть.– Ну и ну, "Учебник хинди"!
Кирилл молчал, стискивал зубы, индусские слова мельтешили перед ним без всякого смысла, будто только добавляли вздору в общий вздор вокруг его столь цельной личности: споры с Нинкой и Никитой, мокрая, гнусная одежда, идиотизм газет, волнение и трусость от близости этих двух девиц.
Трамвай подходил
Причина, по которой комдива Градова в этот раз вызвали в Москву, была, с его точки зрения, несколько надуманной. Новый наркомвоенмор Климент Ефремович Ворошилов делал большой доклад о современной военной стратегии, что ж, прекрасно, в добрый час, но зачем же отрывать такое количество командиров на местах от неотложных практических дел, в частности, от отработки взаимодействия кавалерии и танкеток в условиях наступательных действий на лесостепной равнине? Да и в личном смысле эта поездка была в высшей степени не ко времени - Вероника на последнем месяце беременности. Никита надеялся, что она на этот раз останется в Минске под присмотром привычных и вполне опытных врачей окружного госпиталя, которые к тому же знали все ее "бзики", но она и слушать ничего не хотела: "Упустить поездку в родную Москву, в бурлящую столицу, вырваться хоть на неделю из этого затхлого Минска; даже не думай об этом!"
Провинциальное прозябание, бессмысленная трата "лучших лет" были едва ли не главными темами их домашних разговоров. В лучшие дни он шутил с женой, называя ее "четвертой чеховской сестрой" с этим их вечным журавлиным кличем: "В Москву, в Москву!"; в худшие, когда она впадала в полнейший мрак, Никита иной раз попросту выскакивал из дома и отправлялся без всякого дела в штаб, где часто сидел в темном кабинете и отгонял свои собственные, кронштадтские мраки.
И вот теперь он сидит в большом конференц-зале наркомата, смотрит на лоснящуюся физиономию докладчика, а думает только о жене, о том, что не дай Бог, это начнется у нее в каких-нибудь Петровских линиях или в Лубянском пассаже, куда она, конечно же, отправилась инспектировать модные лавки.
Ворошилов, похоже, просто наслаждался своей ролью главнокомандующего, военного философа и стратега. Плотненький, цветущий, с маленькими аккуратненькими усиками, о даже в своей идеальной, явно сшитой на заказ форме выглядел преуспевающим купчиком с Кузнецкого моста. При внимательном наблюдении в его лице со смышлеными глазками можно было уловить промельки исключительной глупости. Время от времени, как бы напоминая о себе, кто он такой, Климент Ефремович на мгновение застывал, фиксировал монументальность.
После лекции в коридоре Никиту окликнули трое бравых командиров. Одного из них он сразу узнал - Охотников! Они обнялись. Охотников бросил взгляд на его петлицы:
– Ого, ты уже комдив, Никита!
– Вот уж не ожидал тебя увидеть, Яков, - сказал Никита.– Давно из Закавказья?
– Да я сейчас на курсах, в академии. Набираюсь премудрости, смеялся Охотников.– Знакомься с моими однокашниками. Аркадий Геллер, Володя Петенко.
По манере рукопожатия Никита с удовольствием опознал кадровых крепких бойцов.
– Очень рад. Позвольте, Аркадий, а вам не кажется, что мы уже встречались?
– Конечно, - сказал Геллер.– На Польском фронте, в октябре двадцатого. Бронепоезд "Гроза Октября".
– Совершенно верно!– воскликнул Никита.
Из конференц-зала в это время вышел в сопровождении высших чинов Ворошилов. Под мышкой у него была папка с только что прочитанным докладом. Круглая физиономия поворачивалась, очевидно ожидая восторженных взглядов со стороны курящих в коридоре командиров. Охотников довольно небрежно махнул головой в сторону наркома: