Московская сага (Книга 2)
Шрифт:
Совершенно потрясенная этим разговором, Вероника на несколько дней прекратила встречаться с Кевином. Услышав его голос в телефоне, опускала трубку. Старалась не подходить к окну, чтобы не увидеть вышагивающую возле телеграфа смехотворно-любимую фигуру этого стареющего мальчика. Коннектикут... "к" в середине почему-то не произносится... профессорская должность в Йеле, Гепите... нью-йоркская берлога на Риверсайд, с окнами на Гудзон, который, конечно, не Гудзон, а Хадзон... там будем ночевать, когда приедем на концерт в Карнеги-Холл... почему-то все это представляется в осеннем, прозрачном свете, красные и темно-лиловые листья... Зимой будем уезжать на Бермуды, sweetheart...
В панике она перевезла Верулю в Серебряный Бор под присмотр бабушки. Мэри что-то почувствовала. Может быть, уехать с девочкой в Тифлис? Там когда-то Нинка спасалась. Бо возьмет отпуск. Не надо, не надо, ой, я сама не знаю, Мэричка, милая, ничего сказать не могу, не спускай глаз с Верульки... Выскочила из калитки. На углу лениво курят два больших мужика. Неужели они уже и здесь, "тургеневские персонажи"?
Вдруг все переменилось. Опять вынырнул Нугзар со сладчайшими улыбками, с предупредительными жестами. Он боится, что она его неправильно поняла. Зачем эта паника? Разве кто-нибудь что-нибудь сказал против полковника Тэлавера? Отношения между нашими странами никогда не были такими хорошими, а будут еще лучше. Вместе сокрушили такого врага! Полковник Тэлавер - хороший офицер, честный ученый человек. Русофил к тому же. Давай поговорим обо всем спокойно, без истерики, все взвесим. Конечно, я на государство работаю, однако я же тоже человек, и даже родственник...
В таких вот делах странное трио - Вероника, Нугзар, Тэлавер подошло к своему церемонному ужину.
Кевин тоже пришел в штатском: пиджак в "селедочную косточку", вязаный галстук.
– Простите, что я вас не предупредила, господин Тэлавер, что будет еще один гость, - церемонничала Вероника.– Это двоюродный брат моего покойного мужа Нугзар Ламадзе. Он появился неожиданно, как...– тут она хохотнула, - как черт из табакерки!
– Ай-ай-ай, Вероника, - зажеманничал Нугзар, который в своем модном костюмчике и ярком галстуке, да еще и с горячей кавказской фактурой, по американской классификации выглядел как что-то близкое к категории "латинский любовник".– Ай-ай-ай? Опять "черт"?
Веронику поразило, что всесильный энкавэдэшник явно стесняется иностранца.
– Я, конечно, не ангел, но все же не черт!– повторил Нугзар свою излюбленную шутку.
– Я вижу, - сказал Кевин.
– Что?– как бы слегка вздрогнул Нугзар.
– Что вы не ангел, - улыбнулся Кевин.
– А вы, господин Тэлавер?– Нугзар, явно для того, чтобы побороть свое странное смущение, прищурился на американца.– Вы, по-моему, тоже не ангел?
Вероника развеселилась:
– Ну, садитесь к столу, черти!
За столом, едва выпили по первой рюмке, Кевин склонился к соседу и спросил:
– Вы из энкавэдэ, Нугзар?
От неожиданности "латинский любовник" уронил на скатерть давно уже облюбованный гриб.
– А почему вы так решили, господин Тэлавер?
– Сразу же видно, - любезно пояснил американец.– Как только я вас увидел, сразу же подумал: ну, сегодня у мадам Градовой человек из тайной полиции.
Все рассмеялись вполне добродушно, но Нугзар не смог остановиться, когда другие замолчали. Он все хохотал, пуще и пуще, вытирал лицо своим красивым платком и снова начинал кудахтать так, что Вероника и Кевин стали переглядываться с опаской.
– Ой, вы меня уморили, Кевин, - наконец сказал Нугзар.–
– Не распространяйте это на всех американцев, - сказал Кевин. Уверяю вас, любой мой коллега сразу же поверил бы, если бы вы представились, скажем, укротителем питонов. У меня это просто от занятий русской литературой.
– Вот и прекрасно!– воскликнул Нугзар.– Давайте выпьем за русскую литературу! Эта нация ни хрена не создала великолепного, кроме литературы и тайной полиции, как вы выражаетесь. Мы выражаемся иначе - органы пролетарской диктатуры. Вам смешно? Почему не смеетесь? Можно смеяться, не бойтесь! Теперь, когда я разоблачен, давайте говорить напрямую. Вот скажите, Кевин, какие планы у Америки на Тихом океане?
Опять все трое начали хохотать, хотя вроде ничего смешного не было сказано. Как будто веселящий газ Чека пускает через какие-то свои тайные дырки. Так и весь ужин прошел. Агаша даже несколько раз в столовую заглядывала. Что происходит? Хохот стоит, звон бокалов, как будто целая большая рать гуляет, а там всего лишь Вероникочка и Нугзарчик (Агаша помнила его еще по танцам 1925 года) да один приличный гражданин из ненаших.
Часа через два Нугзар стал прощаться. Естественно, облобызал "атлантического союзника" и взял с него слово приехать в Грузию на кабанью охоту. Не в том смысле, Кевин, что кабаны будут охотиться на людей, а наоборот. Чуть-чуть, в хорошем стиле, покачиваясь, потащил с вешалки плащ, по дороге зацепил телефонную трубку, буркнул в нее "Ламадзе" и двинулся к дверям. В дверях прихватил Вероникино ухо, шепнул в него: "Хороший парень!" - после чего исчез.
В квартире теперь стояла полная тишина. Вероника погасила свет в прихожей, сбросила туфли. Потом подумала: "Войду к нему совсем голой!" - и стащила через голову платье. Когда она вошла, в столовой тоже было темно, только за окнами через улицу на стене телеграфа светился под лампами огромный портрет Сталина. Полковник Тэлавер, выключив свет, тоже сильно саморазоблачился - сбросил пиджак и расслабил галстук. Явление голой нимфы потрясло его. Вот она, награда за танталовы муки! "Стой, стой, - прошептала она.– Ну-ка, дай-ка! Ой, что же, а здесь почему просто пуговки?"
Всю ночь они предавались любви, как двадцатилетние дети, а к утру она прижала к губам палец и написала в блокноте карандашом: "Это наша первая и последняя ночь, Кевин. Они требуют, чтобы я работала на них, шпионила за тобой. Иначе - не выпустят".
Прочтя, он взял у нее карандаш, перевернул страницу блокнота и написал одно слово: "Соглашайся". Подумав, поставил восклицательный знак. Потом вырвал оба листочка, смял и поджег их зажигалкой. Подбрасывал в ладонях, пока они не сгорели дотла.
В Серебряном Бору теперь еще до темноты начинали филигранствовать соловьи. Нина, сидя на ступенях террасы, цитировала Зощенко: "Жрать им хочется, вот и поют!" Мэри Вахтанговна издали бросала на нее взгляды и видела, что все не так-то просто: дочка, кажется, опять влюблена. Снова она не лишний человек в "соловьином саду". Нина следила взглядом за полетами светляков. Они возникали иной раз у самого носа, зажигали фонарик и, повисев долю секунды в диогеновом раздумье, сливались с темнотой. Вспышки мелькали по всему саду, поднимались даже к вершинам деревьев. Мгновенные имитаторы планет. Я ему скажу, чтобы нарисовал такой примитивный пейзаж, ранняя летняя ночь со светляками. Пусть потрудится. А я припишу внизу соловьиный свист. Это будет примитив, жалкая человеческая жалость, прощание с войной.