Московские праздные дни
Шрифт:
(Тут вспоминается Сретенка, разделяющая «глобус» Москвы по вертикали.) Это можно трактовать как прозрение или свидетельство точного расчета — важно то, что закрытые до времени двери севера открылись, и в образовавшейся щели шириною в полнеба нарисовались свободные сизые дали.
Будущая Россия провиделась царством бумажным. Такова была встреча просветителя и мира, и, соответственно, были заложены основы для дальнейшего развития диалога между центром (Константин) и севером (будущая Русь), развития в целом всей христианской ойкумены.
Здесь и заключается противоречие, исходное
То, что наблюдает Рим, глядя из Тавриды в Россию (с Воробьевых гор на Москву, см. главу Птицы, текст «Стыд»), Рим, уже находящийся в пространстве, не соответствует тому, что видят, глядя с севера на Рим, Россия и Москва. Они еще двумерны — они и теперь двумерны, потому что, начиная с того самого времени, с первой же встречи в Тавриде, только и делали, что срисовывали, калькировали себя с римского оппонента, классического трехмерного образца. Отсюда вывод, заведомо конфликтный, — русская ментальная матрица двумерна, ее привычный прием есть самопомещение в плоскость. В список, «считок» с Рима — в слово.
Поэтому с их стороны Рим, а с нашей это читается как мир. Северный мир обусловлен (объят словом), его пространства додуманы, присочинены и оттого дополнительно (порой до состояния хаоса) пластичны, поэтически эфемерны. Русская страница изначально «содержит» воздух, но при этом сама по себе остается, по сути, плоскостью, скатертью, калькой.
*
Что сие противоречие означает для московского календаря, для его строения, скрытых предрасположений в организации праздника просвещения?
Первое: братья-просветители оказываются ощутимо вне этого календаря — при всей формообразующей важности их присутствия в нем. Они вне московской пасхальной плоскости — над нею.
Второе: то восхождение, что начинается в календаре со дня (крестителя пространств) Георгия, в самом деле имеет некоторый «промежуточный» финиш в точке Константина, 24 мая. Но этот финиш означает и некоторое смущение Москвы. Она поставлена перед заданием выйти из привычной «пасхальной» плоскости (кальки), возрасти в объем римского смысла, выполнить изначальное Константиново задание.
Тут и начинаются размышления Москвы, отстранение ее от растущего календаря. Куда ведет ее этот рост — в Рим? Этот маршрут едва ли покажется ей привлекательным. Московские празднования в этот день производят впечатление отчетного плаката. Они демонстративны и ощутимо не-сегодняшни. Они Москве не слишком интересны.
К слову, памятник братьям-просветителям на Славянской площади также отдает демонстрацией. Или студенческой, примерно третьего курса работой: он правилен, он хочет получить «пятерку» (и уже поэтому получить ее не может). Видимо, в этот день Москве спокойнее остаться во студентах.
Собрания у памятника в этот день не праздничны;
Москва ищет другой маршрут, не в пространстве, но во времени. Округлый, восходящий облаком год, помещение времени: вот ее пространство. Для обустройства в нем нужны другие рецепты, наверное, не менее, а в чем-то более сложные, нежели римские, влекущие (вспомним «акушера» Петра Великого) Москву из Москвы — в Европу.
*
Это сложный вопрос: о процедуре разворота русской плоскости в пространство (сознания, самоощущения, веры). Те же староверы придерживаются той точки зрения, что России следует оставаться списком со Святого писания. Они во всем предпочитают «умную плоскость»: поклоняются книгам, крестятся двуперстно, плоско, «ладонью». Не завязывают узлов: не посягают на лишнее пространство.
В этом есть своеобразное проявление честности (староверы образцово, показательно честны). Если Россия списана со святого образца, то ей и быть Божией калькой, быть словом.
Дни Петербурга
В календаре в конце мая разворачиваются дни Петербурга. С точки зрения логики русского календаря это вполне закономерно. Москва отстраняется от «римского» календаря — Питер с тем большей охотой в него заступает. В этом смысле вечный спор двух русских столиц оборачивается некоторой календарной эстафетой. «Староверующая» Москва сторонится черченого пространства. Новая столица, возросшая в «немецком» кубическом помещении Нового времени, его только приветствует.
В этом контексте наша столичная пара хорошо дополняет друг друга. Москве интересно время — Петербург живет идеей приоритета пространства над временем. Во времени он неизменяем; по способу образования мгновенен (революционен). Время в нем слепок с идеально начерченного европейского пространства конца XVII века.
Нет более того пространства. Пусть это будет сон Москвы о пространстве — майский сон; нет, лучше слово. Константиново задание Москва готова выполнить на словах, в словах, в пространстве текста.
Таково содержание третьего акта Георгиевской пьесы в майском календаре: Москва на время уступает место Питеру.
На конец мая приходится дата основания (скорее, наименования) Константинополя — 330 год.
16 мая 1706 года. В Петербурге заложена Петропавловская крепость.
21 мая 1712 года. По указу Петра I столица перенесена из Москвы в Петербург.
29 мая 1703 года. Основан стольный град Санкт-Петербург (с 1914 года — Петроград, с 1924 года — Ленинград, с 1991 года городу возвращено историческое название Санкт-Петербург).