Московские сумерки

Холланд Уильям

– Такое в обычае у американцев?

– Только у лучших американцев.

– А есть ли такие, к кому вы не расположены?

– Что же… есть… милиционеры…

– А почему же они?

– Они не нуждаются в моем расположении. Им не нужно помогать.

– Я же повидала среди них немало и таких, кому помогать нужно.

– Да? И что же это за помощь?

– Психиатрическая.

– Вы говорите так, будто у вас большой опыт общения с милицией.

– Опыта здесь набираться не нужно. Достаточно просто оглянуться вокруг. Отправляйтесь

на любой железнодорожный вокзал и понаблюдайте за милиционерами. Они ходят и будят людей, вынужденных ждать поезда всю ночь напролет, потому что, как они говорят, «на вокзале спать не положено». Все они, кто будит людей, нуждаются в лечении у психиатра.

В их разговор встряла женщина:

– А вот по нашему телевидению недавно говорили, что в Америке в метро людей нередко грабят. Это правда?

– Только в Нью-Йорке. И то далеко не всегда.

– Вы шутите? – переспросила женщина.

– А я слышала по нашему телевидению, что американцы шутят всегда, – промолвила Алина. – Даже когда им и не нужно. У нас же в стране всегда шутят, потому что шутка помогает выжить.

– Вы говорите так, будто у вас богатый опыт общения с американцами, – заметил Мартин.

– Нет, не богатый, очень маленький. Хотя и этого вполне достаточно.

Она улыбнулась, смотря ему прямо в лицо, долгой, искренней, ослепительной улыбкой. Он подумал даже, а не смеется ли она над ним.

– А что особенно вам понравилось в спектакле? – спросила она, прежде чем он успел ответить на ранее высказанное ею замечание.

– Да все понравилось. Кажется, больше всего мне понравилась сдержанность в оформлении – метод постановки спектакля, заставляющий зрителей напрягать воображение.

Она опять рассмеялась.

– Голая сцена – вот и все, что у нас под рукой. Этим мы стремимся подчеркнуть достоинство бедности, – объяснила она. – Валерию будет приятно услышать, что кто-то находит удачным его замысел.

– Валерий – это режиссер, – пояснила женщина. – Он просто гений.

– Да, он гениален, – подтвердила Алина.

– Я в этом не сомневаюсь, – заметил муж женщины. За весь вечер он впервые раскрыл рот. Жена сердито сверкнула на него глазами.

– Ну вот и наша станция, – сказала она. – Нам нужно пересесть на «Парке культуры» на кольцевую линию. А вы, господин Мартин? Вам нужно доехать до «Краснопресненской». Она недалеко от американского посольства. Вы что, не пересаживаетесь на кольцевую?

По всему было видно, что Алина не собирается пересаживаться, а едет дальше.

– Нет, – ответил он, – я выйду и пересяду на «Площади Дзержинского».

– А-а. Да, вы можете пересесть и там. До свидания! И она потащила мужа за собой из вагона. Тот помахал Мартину рукой, но так, чтобы жена не заметила, и слегка улыбнулся.

Алина подвинулась немного, освобождая рядом место для Мартина.

– Интересная пара, – заметил он, усаживаясь.

– Это что, американская

ирония?

– Я, может быть, немного смешлив, но характер у меня серьезный. Вам где выходить?

– Я пересяду на «Проспекте Маркса».

Всего три остановки, а потом, на следующей, будет и его.

– А потом куда?

– Я живу недалеко от метро «Коломенская». Там еще немного трамваем, а потом пешочком. Добираться – целое приключение.

– Особенно ходить пешком ночью, да еще в таком криминогенном районе, как я читал в газетах. А не позволите ли мне разделить ваше приключение и проводить вас до дому?

Она бросила на него быстрый взгляд:

– Пожалуйста, не утруждайте себя. Это довольно далеко от вашего посольства.

– Но мне бы хотелось добавить к своей коллекции станций метро еще одну. Никогда еще не приходилось бывать на «Коломенской».

– В самом деле? Я предпочитаю ходить одна. Надеюсь, я не выгляжу грубой, но после спектакля я всегда выжатая как лимон. Боюсь, не получится из меня остроумной собеседницы.

Молча они просидели до следующей остановки, «Кропоткинской», находящейся в районе старинных городских особняков (некоторые все еще пустовали со времен революции), который Герцен называл Сен-Жерменским предместьем Москвы.

Мартин не знал, как снова начать разговор, ибо взгляд ее ничего не выражал, но в конце концов она, похоже, стряхнула с себя оцепенение и сама пришла ему на выручку.

– А как вы нашли дорогу до нашего театра? – спросила она. – Я никогда прежде не видала в нем иностранцев.

– Я узнал ее от Гуго.

– А где вы встретились с ним?

– На Арбате. Я купил у него картину. Я надеялся, что, возможно, увижу его на сегодняшнем спектакле.

– А почему надеялись?

– Он сказал, что он ваш ухажер. Она сердито сдвинула брови.

– Вовсе нет. Он просто друг. И даже им не станет, если не перестанет трепаться. Гуго часто хвастается тем, чего у него нет.

– Да ладно вам. Я рад, что Гуго сказал мне о спектакле. Он великолепен.

– Булгаков – великий писатель. Его имя – это уже девяносто процентов успеха.

– На свете множество великих писателей, чьи произведения никогда не воплощались в хорошие постановки.

– Ну что ж, тогда поставьте остальные десять процентов в заслугу Валерию. Он ведь может сделать стоящий спектакль из чего угодно.

– В таком случае я тоже считаю его гениальным.

Мартин решил, что между Валерием и Алиной сложились, или существовали в прошлом, далеко не простые отношения.

– Ну а как все-таки вы умудрились достать билет на наш спектакль? – продолжала она. – Мы же далеко не самая знаменитая труппа на свете, хотя о работе Валерия и хорошо известно в Москве. Да и помещение театра очень мало – вы же сами видели. Обычно все билеты раскупаются за месяц вперед. У вас, должно быть, есть связи?

– У меня есть доллары.