Московский оружейник
Шрифт:
– Он умрёт? – спросил Рюрик, опускаясь на колени у распростёртого тела.
– Пока не знаю, – сказал доктор, вытирая кровь, которая текла из раны.
– Но почему бы не прощупать рану? – предложил монах. – Сейчас самое время, поскольку она пока не воспалена; и раненый не почувствует боли.
Хирург тут же признал правдивость и уместность предложения и приступил к его исполнению.
Выбрав подходящий щуп, он исследовал рану. Рюрик смотрел на это с нетерпением и болезненным выражением на лице.
– Не думаю, что рана смертельна, – сообщил хирург, осторожно продвигая
– Слава богу! – пылко вскричал Рюрик, ломая руки.
– Но почему вы так тревожились? – спросил Урзен. – Вы были достаточно подготовлены, чтобы принять вызов.
– Да, иначе вы бы назвали меня трусом, – ответил оружейник со сверкающими глазами. – Если бы я отказался от встречи, это слово преследовало бы меня на каждом углу. Я знал, что этот человек не может сравниться со мной в том деле, где требуется сила и ловкость. Поэтому я хотел разоружить его и пощадить его жизнь, считая, что это приведёт к окончанию дуэли. Вы видели, как я пытался пощадить его. Но не сумел. И всё же я не лишил жизни ближнего – соотечественника – в этой схватке. Мой отец умер, сражаясь за свою страну, и я бы умер, если бы мне было позволено умереть от руки мужчины; но умереть таким образом было бы проклятием для моего имени… а стать причиной такой смерти – проклятием для моей памяти.
– Я верю тебе, сын мой, – сказал монах. – Но если граф умрёт, не позволяй таким чувствам овладеть тобой. Не вини себя.
– Да, батюшка, вы говорите правду, – добавил хирург. – Молодой человек действовал очень благородно, и на нём нет никакой вины.
Казалось, Рюрик почувствовал облегчение от этих слов. После того, как рану перевязали, он помог донести бесчувственное тело к саням, а затем, опираясь на предложенную Аларихом руку, проследовал к своей упряжке.
– Кто этот монах? – спросил лейтенант, когда они сели в сани.
– Я знаю только то, что его зовут Владимир, – отозвался Рюрик. – Я видел его только один раз. Ты раньше не встречался с ним?
– Несколько раз, в наших казармах. Он приходит, когда кто-то из наших бедняг болеет или умирает. Кажется, у него доброе сердце, и, насколько я могу судить, он довольно умный.
– В этом я с тобой согласен, – сказал наш герой. – Думаю, он хороший человек; но есть в нём какая-то загадка, которую я не могу разрешить. Его внешность мне знакома, и всё же я не могу сказать, где я его видел.
– Да, – быстро добавил Аларих, – у меня то же чувство. Я уверен, что видел этого человека при других обстоятельствах. И мои товарищи по роте говорили то же самое.
Два друга при этом разговоре следили за передвижениями монаха и видели, как он сел в свои сани и поехал по направлению к Бородину.
– Рюрик, – сказал лейтенант, удивлённо смотря на друга, после того, как они немного отъехали, – ты владеешь шпагой, как чародей. Я бы отдал всё, что у меня есть – свой чин и прочее, – чтобы так владеть шпагой.
– Я кое-что знаю о фехтовании, – скромно ответил юноша, – но я долго трудился, чтобы постичь эту науку.
– Ах, это не наука, –
– И всё же, – сказал Рюрик, – я видел людей слабее меня, которые бы легко меня победили… во всяком случае, могли бы победить.
– Но они живут не в этом городе, – предположил Орша, качая головой.
– Верно, Аларих. У меня нет привычки упоминать о своих силах, но я могу сказать, что в Москве нет человека, который превзошёл бы меня во владении любым наступательным оружием.
Лейтенант с готовностью признал правдивость этих слов, а затем они заговорили о графе и о произошедшем недавно событии. Этот разговор продолжался, пока они не подъехали к дверям Рюрикова дома. Поблагодарив своего друга за доброту и выразив надежду, что когда-нибудь он сможет отплатить тем же, оружейник вошёл в дом.
Вдова сидела в своём кресле у огня, её лицо было бледным и тревожным. Она положила лоб на руки и при каждом звуке снаружи вздрагивала и испуганно вслушивалась. Наконец её слуха достиг звук колокольчиков… они всё приближались… и затихли у двери. Она хотела подняться, но не смогла. Ломая руки, она нагнулась вперёд и прислушалась. Скоро открылась дверь. Разумеется, никто, кроме НЕГО, не войдёт без стука! Она встала на ноги… распахнулась внутренняя дверь… перед вдовой предстала мужская фигура.
– Матушка!
– Рюрик!.. Сынок!.. Живой!
Пошатываясь, она подошла к своему благородному сыну и упала ему на грудь. Крепко сжимая его, она шептала благодарения богу.
Скоро вдова успокоилась, но выражение страха ещё оставалось на её серьёзном лице. Рюрик видел его и понимал, что оно значит.
– Матушка, – сказал он, – Дамонов жив.
– И не ранен? – быстро воскликнула она.
– Ранен, и тяжело. Но послушай: я не мог ничего поделать.
И затем он поведал обо всём, что случилось на дуэли. Когда он закончил, мать несколько мгновений размышляла, а затем сказала:
– Разумеется, сынок, я не виню тебя, даже если этот человек умрёт. Ты только защищался. С самого начала он нападал на тебя и убил бы тебя, если бы сумел.
– Разумеется, убил бы, матушка. Да, он, не колеблясь, зарезал бы меня в спину, будь у него такая возможность. Он совершенно обезумел, и его желание убить меня было равно только его огорчению от того, что его одолел человек, которого он надеялся так легко победить.
После этого Рюрик пошёл в мастерскую, но Павел, увидев его, не показал никаких чувств.
– Кажется, ты не сомневался, что я вернусь живым и невредимым, – с улыбкой сказал оружейник.
– Конечно, – спокойно ответил помощник. – Этот человек – вам не чета. Конрад Дамонов против Рюрика Невеля? Я только улыбнулся, когда услышал о вызове. Я бы больше волновался, если бы вы пошли охотиться на куниц.
Рюрик улыбнулся тому, как своеобразно Павел выражал свои чувства, но, тем не менее, услышал в его словах гордость за хозяина.
Наступил вечер, когда Рюрик увидел, что к его дому приближаются несколько лейб-гвардейцев, и это его немного испугало; вскоре к нему пришла его бледная, дрожащая мать и сообщила, что его спрашивают офицеры императора.