Московский парад Гитлера. Фюрер-победитель
Шрифт:
Нина еще раз вздохнула и убрала помаду. Оставалось лишь слегка подкрасить глаза, напудриться – и готово. Инга все еще находилась в ванной – ей можно не спешить, до места службы – две минуты ходу: спуститься во двор и войти в соседний подъезд. Штаб генерала Зеермана располагался в этом же здании, только с другой стороны, а вот Нине предстояло ехать на Старую площадь, согласовывать с Остерманом детали предстоящей операции.
Как он ее назвал? "Двуликий Янус", кажется… Что же, суть передана верно. Хотя она предпочла бы другое
Нина вышла в коридор и вызвала по телефону служебную машину, потом подошла к ванной и громко сказала по-немецки:
– Инга, я ухожу, не забудь запереть дверь.
В принципе, в этом не было большой необходимости – дом тщательно охранялся, но немецкая аккуратность требовала запирать двери даже в этом случае.
Нина вызвала лифт, кабина медленно приползла откуда-то снизу. Спустившись на первый этаж, Нина прошла мимо охранников во двор – автомобиля еще не было. Она достала из сумочки женский портсигар и закурила. Курить Нина начала в Германии, дома, в Москве, этой привычки у нее не было.
Дома… Нина поймала себя на том, что думает о Москве, как о доме. И это после стольких лет, проведенных за границей! Германия так и не стала ее родиной, хотя она считалась фольксдойче и в Берлине у нее была собственная квартира.
Подъехал черный "хорьх". Нина бросила сигарету и села на заднее сиденье. Пересекли мост, спустились на набережную, через десять минут ее с докладом ждал Карл Остерман. Нина откинулась на сиденье и попыталась сосредоточиться на предстоящем разговоре. Что-то ее тревожило…
Она не заметила, как из-за опоры моста навстречу автомобилю метнулась темная фигура, почти сразу же раздался мощный взрыв. Машина пошла юзом и врезалась в гранитный парапет, Нина сильно ударилась головой о переднее сиденье и потеряла сознание.
Толмачевский переулок.
Сознание возвращалось медленно, толчками. Нина с трудом открыла глаза: голова невыносимо гудела, кроме того чувствовались слабость и тошнота – типичные признаки сотрясения мозга. Нина попробовала пошевелить руками и ногами. Выяснилось, что она не ранена и лежит на кровати в каком-то темном, маленьком помещении. Из-под двери виднелась полоска тусклого света и слышались голоса.
– И что теперь мы будем делать?
– А я откуда знаю? Пусть решает Павел Матвеевич. Он приказал напасть на машину и выкрасть полковника. Кто же знал, что там окажется эта баба…
– Ты документы ее видел?
– Да. Капитан Нина Рихтер, скорее всего, какая-нибудь штабистка. Хотя, с другой стороны, Остерман за ней собственную машину прислал… Только имя какое-то странное, не немецкое – Нина…
– Может, допросим ее?
– По-немецки я не шпрехаю..
– Зато я умею.
– Нет, будем ждать Павла Матвеевича.
Нина решила привлечь к себе внимание и громко застонала.
–
Дверь открылась, и на пороге появился невысокий, щупленький парень. Было темно, но Нина рассмотрела, что он еще очень молод – лет семнадцать-восемнадцать. Он спросил по-немецки, хотя и с некоторой запинкой:
– Принести вам воды?
– Да, будьте так любезны.
Нина решила пока не показывать свое знание русского языка. Через минуту парень вернулся с водой. Он помог ей подняться и напиться, а потом уложил обратно.
– Где я нахожусь? – спросила Нина.
– На нашей квартире.
– А мой шофер?
– Погиб.
– Что вы хотите сделать со мной?
– Это решит руководство – после того, как допросит вас. Ваша судьба, Нина, во многом зависит от того, насколько вы будете откровенны с нами.
– Вы неплохо говорите по-немецки. Неужели так хорошо учат в русской школе?
– Моя учительница была немкой и очень добросовестно относилась к своим обязанностям.
– Рада это слышать. Кстати, как вас зовут? Мое имя вы знаете, а я ваше нет. Как к вам обращаться?
– Зовите меня Михаилом.
– Очень приятно, Михаил. Жаль, что мы встретились при таких обстоятельствах. Мне было бы приятно поговорить с вами, узнать больше о вашей учительнице. Немцам в Советском Союзе, наверное, жилось весьма непросто…
– Нет, Эльза Карловна была настоящей советской гражданкой и жила, как все.
– Вы говорите о ней в прошедшем времени…
– Она, к сожалению, погибла.
– Ее растеряли ваши?
– Нет, – лицо Михаила скривилось, как от боли, и Нина это заметила. – Она погибла случайно. Извините, но мне пора идти.
Михаил вышел из комнаты (скорее даже чулана) и запер ее на замок. Нина осталась одна. Голова по-прежнему болела, но тошнота немного прошла. "Эльза Карловна, – думала она, – уж не Шульц ли? Моя хорошая знакомая… Тогда этот Михаил – ее ученик Миша Семенов, подпольщик и одновременно агент абвера. Удивительно, какие бывают совпадения. Значит, я нахожусь в плену у одной из подпольных групп. Интересно, кто такой Павел Матвеевич?"
Ждать в темноте, в безызвестности, было утомительно, минуты тянулись медленно. Примерно через час Нина попросилась в туалет. Второй подпольщик молча принес ей судно, а потом все так же молча отнес его. Попытка заговорить с ним не удалась – то ли он действительно плохо понимал по-немецки, то ли был просто осторожен.
Судя по разговорам, ее охраняли только эти двое. Нина обследовала чулан: дверь была достаточно хлипкой, ее можно было легко вышибить. Но, во-первых, подпольщики были вооружены, а во-вторых, она еще чувствовала слабость – ей было не одолеть двоих мужчин. К тому же ей очень хотелось познакомиться с таинственным Павлом Матвеевичем, возможно, это дало бы дополнительную информацию.