Московский Ришелье. Федор Никитич
Шрифт:
Фёдор рассмеялся, и это было так неожиданно, что Годунов слегка вздрогнул и с недоумением посмотрел на него.
— Ты делаешь ошибку, Борис Фёдорович. Древние мудрецы учили: «Или не делай тайны, или знай её только сам».
Слова эти смутили Годунова.
— О какой тайне говоришь, боярин? У меня нет и не было тайны от царя. И он, господин мой, знает, что я всегда говорил и делал по правде. Да убоятся злодеи моего правдивого слова!
Он посмотрел на Фёдора так, словно тот и был злодей. Фёдор усмехнулся.
— Не много ли будет злодеев вокруг тебя? Не сбылось бы на тебе древнее пророчество: «Кто многим страшен, тот многих станет сам бояться».
Годунов спохватился, что выдал себя, чего
— Отвечу тебе також древней мудростью: «Муж обличающий лучше льстящего».
«Кому, как не тебе, ведать о том, — насмешливо подумал Фёдор, — Твоя лесть Иоанну превосходила всех прочих вельмож».
Чуткий Годунов уловил насмешку на его лице. Гнев и злоба поднялись в его душе. Или мало они с царевичем Иваном насмешничали над ним (слава тебе, Господи, что прибрал царевича!). Им и неведомо было, что ему были открыты все тайны державной власти. Кто из них был более достоин трона? Запальчивый и неразумный в своей запальчивости царевич Иван, малоумный Фёдор, который всё управление державой передал ему Годунова? Или, может быть, Фёдор Романов, так и не достигший в досужестве своём умелого управления собственным имением? Жёнка его более смыслит в хозяйственных делах, нежели он сам.
Годунов знал свою силу. Никто не мог бы укорить его неосторожностью или запальчивостью. Его спокойствию и выдержке завидовал Иоанн. Когда было надо, он умел быть жестоким и непреклонным не только к другим, но и к самому себе. Жена Марья до сих пор винит его в смерти сына-первенца, который занемог после крещения в холодной воде. Но мог ли он отступить от ритуала, он, считавший себя безупречным во всех отношениях! Он и в эту минуту нашёл в себе силы подавить злобу и гнев, хотя твёрдо знал, что если после смерти царя трон захватит Фёдор Романов, его, правителя, ожидает опала и смерть.
Но, думая так, он спокойно произнёс:
— За твою правду, Фёдор, скажу и тебе правдивое слово. Убоюсь ли страха? А ежели Господь сулил мне быть опасливым, как пойти против его предначертаний?
Фёдор не знал, что ответить. Он не первый раз поражался нечеловеческому спокойствию Годунова. Перед ним был истукан, восточный божок. С таким же спокойным сознанием правоты его далёкие предки жгли русские церкви, стирали с лица земли селения и города, были безучастны к горю людей. Такой человек воистину страшен. И какой прицельный взгляд, он как будто всё читает на твоём лице! Не дай бог стоять у него на пути!
Фёдор впервые дрогнул в душе перед Годуновым. А он, гость, держался невозмутимо. Уходя, ласково поклонился хозяину:
— Ты, боярин, ныне худо выглядишь. Я пришлю тебе своего лекаря Якоба.
Помолчав, он добавил:
— Надейся на меня и никого не бойся!
ГЛАВА 37
ВЕЛИКАЯ ТЕМНОТА
По совету Годунова царь посылал Фёдора наместником то в Новгород, то в Псков. Видимо, правитель не хотел видеть рядом с собой человека именитого и сильного, тем более родственника царя. В делах державных Фёдор был как бы его совместником, как некогда сам Годунов был совместником Никиты Романовича. Фёдор понимал это. Беседа с Годуновым с глазу на глаз, когда он удостоил его, больного, своим посещением, оставила у Фёдора чувство страха перед правителем.
Этот страх поддерживала в нём и Ксения. Она боялась, как бы Годунов не отравил её сына. Первые дети — две девочки — умерли, не достигнув и двухлетнего возраста. Ксения была наслышана о разных способах отравления младенцев. Ей рассказали, что княгиню Марью Владимировну, дочь потомка Калиты князя Старицкого, Годунов вызвал в Москву, обещал ей блага, но вместо них её безуспешно пытались отравить, затем постригли. А когда её ребёнка
Москва полнилась слухами о ведунах, которые портили людей, вызывали смертельные немочи. Известно было, что ведуны сгубили в Астрахани крымского царевича Мурат-Гирея. Они испортили его так, что вылечить было нельзя.
Распространение чародейства в державе связывали с именем Годунова. Ему же приписывали и ослепление великого тверского князя Симеона Бекбулатовича, который при Иване Грозном одно время сидел на троне. После смерти царевича Димитрия надежда Годунова на царство в случае кончины Фёдора усилилась. Он был так предусмотрителен, что запретил жениться Фёдору Мстиславскому и Василию Шуйскому, опасаясь, как бы их наследники не стали спорить о троне с его наследником — Фёдором. Станет ли Годунов терпеть рядом с собой такого совместника, как Фёдор Романов?
Время было тревожное и опасное. Царь слабел здоровьем. Люди со страхом внимали слухам, верили в знамения. А тут случилось ещё и ужасное событие. Гора, на которой стоял Печерский Нижегородский монастырь, треснула и «в сотрясении рванулась к Волге», разрушила и засыпала землёй церковь, монастырь, кельи и ограду. Это был знаменитый монастырь, где спасались угодники Божии Дионисий Суздальский и Макарий Желтоводский. В сём событии увидели опасное знамение, ожидали бедствий неминуемых и крушения царства. Многие предчувствовали, что со смертью царя начнутся великие беззакония. В тревожном ожидании грядущих бед был и сам царь, надеясь предотвратить их. Вероятно, по совету Годунова он задумал переместить мощи святого Алексия — митрополита — в новую серебряную раку. Он велел Годунову взять их в руки, сказав при этом:
— Осязай святыню, правитель народа христианского! Управляй им и впредь с ревностью. Ты достигнешь желаемого; но всё суета и миг на земле.
Видимо, эти слова царь загодя обговорил со своей царицей Ириной, ибо они отвечали желаниям и намерениям Годунова. «Ты достигнешь желаемого» — эти слова укрепляли волю Годунова в достижении желаемого, выдвигали его в глазах людей на первое место среди претендентов на трон в случае смерти Фёдора.
Фёдор Романов знал, что бояре открыто говорили об этом, и сам с тревогой ожидал кончины царя. Ужели троном завладеет «проныра лукавый»? Фёдор не раз возвращался мысленно к своим отроческим надеждам на трон и понемногу находил в них опору. У него больше прав на царство, чем у Годунова. Он в кровном родстве с царём. Допустим, после смерти Фёдора он откажется от скипетра, а царём станет Годунов, успокоится ли душа правителя, достигшего желаемого? Он, погубивший столько душ, остановится ли перед опалой и смертью Романовых?
Последнее время Фёдор часто беседовал с бывшим главой Посольского приказа. Андрей Щелкалов знал, что скоро умрёт, и давал своему названому сыну последние наставления. Фёдор в тоске великой смотрел на лицо, покрытое предсмертной бледностью, в потухшие, некогда василькового цвета, глаза... Умирал последний друг незабвенного Никиты Романовича. Кто мог так остеречь, так наставить, как он! Фёдор жадно прислушивался к его словам:
— Мы давно с твоим родителем обговаривали, что тебе пристало быть русским самодержцем. Во всём волен Господь, а всё ж у Романовых более, нежели у других, прав на престол. Слушай меня, Никитич. Ежели Бориска вскочит на трон, пуще глаза своего береги детей своих. А затем надо думать, как спихнуть Бориску с трона. Есть у меня на примете отрок, похожий на царевича Димитрия. Зовут того отрока Юшкой. У него литовские корни, и будет тот отрок силён именем царевича Димитрия и польской подмогой. Пан Сапега ведает о том. Скоро он будет на Москве. Я, может, и не дождусь, но знаю, что Годунов устрашится «воскресшего» царевича. Тут на него и погибель придёт, и весь род его будет истреблён.