Московский Ришелье. Федор Никитич
Шрифт:
— Ты не волен указывать мне, владыко!
Василий поднялся. Медленно, словно бы огрузнев, встал и Филарет, важно поклонился.
— Мой долг повиноваться тебе, государь!
Он произнёс эти слова, зная про себя, что повиноваться Василию Шуйскому его не принудит и сам дьявол. Он не знал, что предпримет. Многое ещё может перемениться в державе. «Скорее всего, поляки дадут нам нового «Димитрия», и что будет дале — одному Богу ведомо», — думал он.
Впрочем, так мыслил не один Филарет.
ГЛАВА 51
СМУТА
Затея нового самозванца Молчанова завладеть русским троном, поначалу казавшаяся нелепой и неисполнимой, набирала силу, раскачивая смуту, дремавшую дотоле в западных областях и Северской Украине. Сподвижники бывшего самозванца и поляки подняли головы.
А людей легковерных на Руси издревле было больше, нежели здравомыслящих. Крестьяне, попавшие в вечную кабалу с отменой Годуновым Юрьева дня, легко соблазнялись посулами нового самозванца. Не образумило их и то, что новый «Димитрий» не был похож на прежнего.
Соратник Лжедимитрия князь Шаховской бежал в Путивль, прихватив с собой царскую печать. Отныне эта печать удостоверяла воззвания «Димитрия» к народу. Усердные клевреты самозванца пускали в ход уловки, чтобы посеять в доверчивых умах сомнение: «А может быть, «Димитрий» и вправду был спасён верными слугами?»
Поляк Хвалибог клялся, что труп, выставленный на Красной площади, нисколько не походил на его прежнего господина: лежал там, говорил он, какой-то малый, толстый, с бритым лбом, с косматой грудью, тогда как Димитрий был худощав, стригся с малыми по сторонам кудрями по обычаю студенческому, волос на груди у него не было по молодости лет.
Тайна гибели самозванца обрастала легендами, рождавшими смуту.
Несговорчивость Филарета побудила царя Василия принять скорое решение. Тело царевича Димитрия было перевезено из Углича в Архангельский собор. Москва и жители ближней округи могли убедиться, что грамоты «Димитрия» были заведомо рассчитаны на обман.
Но ложные слухи по-прежнему бунтовали дальние окраины русского государства. На северных и южных окраинах создавались воровские шайки, которые позже влились в «царское» войско, возглавляемое Болотниковым.
Филарету доподлинно было ведомо, какая беда угрожает державе. Но выбор его давно был сделан: пусть лучше смута, которую впоследствии можно будет избыть, нежели царствование Василия Шуйского.
Видимо, Василий почувствовал недружелюбие Филарета, если предпочёл ему казанского митрополита Гермогена. Филарет не испытывал ревности к новому патриарху и в душе уважал его. Но как убить в себе надежду на патриарший престол? Он давно распростился с отроческими мечтами о царстве, но силы его души были настроены на великий подвиг. Держава нуждалась в крепкой руке.
Временами Филарет роптал на судьбу, помешавшую ему воспринять трон от Фёдора. Он знал, что повинен в этом был дьявол — враг рода человеческого. Это его злыми кознями одна беда надвигалась на другую. Утратив любовь Елены Шереметевой, Филарет вскоре потерял
Но, Боже Праведный, как устал он от крутых переломов в своей жизни! «Укатали сивку крутые горки»? Нет, он ещё поспорит с судьбой!
Филарет неохотно ездил в Ростов Великий. У него были надёжные помощники, которые ведали делами епархии. Не в Ростове ныне вершились дела судьбоносные. Верные люди оповещали его о событиях, вызывавших смуту в державе.
Он знал о согласованных действиях князя Шаховского и авантюриста Молчанова. Он глубоко презирал их в душе, особенно Молчанова, нечистого на руку волхвователя. Но они раскачивали трон под Василием Шуйским.
Доверчивые люди поверили ловкому мошеннику. Молчанов писал воззвания от имени «Димитрия», но всячески избегал встреч с людьми, которые помнили, как его секли кнутом на Ивановской площади.
Благодаря сатанинской энергии клевретов самозванца вся Россия полнилась слухами о чудесном воскрешении расстриги.
Филарет отдавал должное уму князя Шаховского. Ему рассказали, как смеялся Шаховской над затеей Шуйского перенести в Москву гроб с телом царевича. Не понимает-де Василий бесполезности сей затеи. Вон и царица Марфа достоверно свидетельствует о смерти сына, да что толку?
Вера в волшебство, в чудесное воскрешение «Димитрия» для простонародья сильнее всякой достоверности. Недаром в Москве толковали, как над телом «Димитрия» ворковали голуби и было сияние. Верилось в это легко и потому, что чернь расположена к мятежам, что она готова менять царей, ежели это сулит выгоды.
В этот ясный погожий день Филарету хотелось отдохнуть душой, а лучшим отдыхом он полагал гулянье на лодке по вольно раскинувшемуся в том году озеру Неро. В ширину озеро будет до девяти километров, а в длину кто же считал?
По озеру его катал славный протопоп Савватий. Филарет любил его за тихий нрав и преданность Романовым. В прошлые годы он был в их имении домашним попом. Он зело скорбел, когда царством завладел Годунов, и всюду говорил, что по праву царствовать должны Романовы, первые родственники покойного Фёдора. За правду этих слов его и сослали в Ростов, в один из монастырей, но монахом он не стал и вскоре хлопотами Филарета получил чин протопопа.
Какое блаженство для души! Вдоль берега вода столь прозрачна, что видны мелкие камешки на дне. А далее, по всей поверхности озера, отражается Ростовский Кремль. Белые, словно воздушные, громады увенчаны великим множеством островерхих куполов — больших и малых. По окраинам темнеют монастыри. Вода то золотится на солнце, то отливает жемчугом.
В умелых руках Савватия лодка не плыла, а скользила по озеру, и вёсла бесшумно взлетались на воздух. Отражённые в воде купола церквей то собирались группами, то расходились, причудливо вытягиваясь в длину...