Московское воскресенье
Шрифт:
— Опять работать не будем, — поглядев на скучные лица девушек, сказала Катя и постучала по стеклу, чтобы они зашли.
— Почему не спите? — копируя Речкину, спросила, входя, Вера Дементьева. — Приказываю вам немедленно уснуть и выбросить из головы всех настоящих и будущих женихов.
Катя засмеялась, так удачно Вера скопировала строгую «мамочку».
— Будем сегодня летать? — с надеждой спросила Катя. Ее удивило веселое настроение Веры. С чего бы Вере веселиться?
— Должны! Командующий приказал летать в любую погоду. На Керчь
— Посмотри, какой туман и дождь!
— Вот как раз на них-то и не надо смотреть. Так и в приказе сказано: «Несмотря на туманы и дожди…»
Глафира Кругликова присела на Дашину постель и принялась изучать, как вышиты цветы на подушке. Даша объясняла, что вышивала болгарским крестиком.
Катя пристально посмотрела на Веру и тихо спросила:
— А как ты себя чувствуешь?
— Отлично! — ответила Вера. Но видно было, что это не совсем так. Это была уже не та Вера, которая так задорно пела «Саратовские страдания» и считалась первой плясуньей в полку. Сейчас она была болезненно бледной. Такой она стала после несчастья, которое случилось на Кубани. Немецкий истребитель обстрелял ее самолет, и летчица получила тяжелое ранение. Пролежав в госпитале с месяц, она вернулась в полк.
— Слушай, — обратилась она к Кате, — ты, кажется, знаешь того кудрявого парня с «ила», который однажды делал у нас вынужденную посадку?
— Нет, не знаю, — солгала Катя, пряча усмешку.
— Вот жалко! — Вера вздохнула и сразу выдала себя: — У него такие синие глаза, будто они впитали в себя всю синь неба. Он похож на одного парня, с которым я училась в сельскохозяйственном институте. Я не могу забыть его.
— Напрасно, — сказала Катя, — а ты забудь.
— Почему? Разве он погиб?
— Потому что летчик Веселов влюблен в Марину, — ответила Катя, догадываясь, что наносит удар в сердце девушки.
Вера грустно вздохнула, и Катя поняла, что не ошиблась.
— Вот уж не везет мне! — Вера глубоко задумалась. — Странно, что он нашел в Марине? Ничего в ней особенного нет, правда, Катя?
Катя поторопилась утешить ее:
— Я бы тоже не влюбилась. Она не такая красивая, какой была Надя, не так умна, как Наташа, но зато она смелая. Очень смелая.
Вера замолчала. Тут Глафира поднялась и взяла ее под руку:
— Пойдем спать! Мы им еще покажем, кто смелый!
Только они отошли, Даша спросила:
— О чем это ты разговаривала с Верой? Удивительный она человек. Я видела, как она после полетов пришла в общежитие, опустилась на койку и закусила до крови губы. Я спросила: «Болят ноги? Может быть, тебе нельзя летать?» А она призналась, что вышла из госпиталя раньше срока и скрыла это от командира.
— Ну а ты что? — испуганно спросила Катя.
— Решила не вмешиваться. Если она хочет летать, пусть летает. Мне кажется, что она без этого уже не может жить.
— Постой, — сказала Катя в раздумье, — а если об этом доложить командиру? Маршанцева может перевести ее
— Вряд ли Вера согласится на это.
Но Катя уже думала о другом: «Напрасно я сказала, что Веселов влюблен в Марину; может быть, он влюбился бы и в Веру, если бы разглядел ее получше».
— Как ты думаешь, — спросила Даша, характер которой требовал во всем полной ясности, — поговорить мне с командиром?
— Конечно, не надо было ей обо всем рассказывать, — закончила Катя свою мысль.
— Я тоже так думаю, — согласилась Даша, — есть такие вопросы, в которые даже подругам вмешиваться не стоит.
— Верно!
Катя догадывалась, что они думают о разном, но не стала объяснять свои мысли Даше. Подошла к двери, заглянула в горницу. Глафира уже спала, уткнув лицо в солому, а Вера лежала, запрокинув голову, закусив губу, и с тоской смотрела на потолок.
Катя тихо прикрыла дверь, расстелила шинель, легла и долго старалась угадать, о чем думает девушка в тяжелую бессонную ночь.
Глава тридцать вторая
Черная ночь. Пронзительно хлещет ветер, бушует море, подбрасывая на волнах катера.
Впереди берег Керченского пролива. По самому краю полуострова тянется линия немецкой обороны. Немецкие прожекторы зорко просматривают море. Вот на гребне волны показалась какая-то точка, прожектор ловит ее, и в лучах отчетливо виден катер. Прожектор пронзает его огненным лучом. Пушки с берега начинают обстрел. Но вдруг с моря неслышно налетают самолеты, бросают бомбы на прожектор, и он гаснет. Бомбы падают на артиллерийские точки, и они умолкают.
Воспользовавшись темнотой, катера быстро подходят к берегу. Пехотинцы выскакивают на берег и бросаются вперед, шаг за шагом отвоевывая крымскую землю.
Самолеты непрерывно висят над полуостровом. Заслышав их шум, немцы выключают прожекторы и прячутся: такой страх нагнали на них ночные бомбардировщики. А самолеты кружатся над их головами, шумят моторами, оказывая психическое воздействие. За гулом моторов не слышат немцы шума подходящих к берегу катеров. Новые части высаживаются на берег, а самолеты уходят в глубь немецкой обороны, бомбят огневые точки, помогая десантным частям продвигаться дальше.
В пункте Эльтиген высадилась орденоносная дивизия сибиряков. Еще летая над Кубанью, Катя много слышала об этой дивизии, и сейчас ей особенно приятно помогать храбрецам.
Каждую ночь девушки летят к ним на помощь, сбрасывают боеприпасы и продукты. На Кавказе им уже приходилось помогать части, попавшей в окружение. Теперь у них был уже некоторый опыт и сноровка.
Когда самолет подошел к Эльтигену, Катя легко нашла главный ориентир — школу. Но дальше задача была труднее: надо было бросать боеприпасы только с южной стороны школы, так как с северной еще находились немцы. Чтобы найти эту цель, надо было снижаться на сто пятьдесят и даже на сто метров.