Москва, Адонай!
Шрифт:
Новый стакан стукнулся о лакированную стойку. Бармен налил еще пятьдесят.
– Как там у нее дела, кстати?
Дочь отпила из бокала:
– Да все также. Ниче нового. Салон красоты этот ее да бытовуха… Нашла вроде бы какого-то олуха, но он вообще мертвый. Пару недель с ним повозилась, поручкались и разбежались. Только не кайфуй сильно, я же знаю, ты рад это слышать.
Михаил чуть склонил голову, как будто ему в лицо резко выплеснули стакан воды. Сжал зубы. Перемолол в себе назревший было резкий ответ, клейкой слюной сгустившийся на языке, и промолчал, потому что не хотел конфликта.
– «Привет» передавай ей. Скажи, что через три месяца
– Не знаю, ближе к этому времени видно будет…
– Давно хотел тебя спросить, почему ты не продолжила заниматься балетом? Ведь так любила эти занятия, мечтала балериной стать…
Полина задумалась. Долго смотрела в глаза отцу, как будто пытаясь найти ответ там:
– Испугалась, наверное. Мягко говоря, это не самая практичная стезя в жизни.
Михаил захохотал так громко, что с соседних столиков оглянулись на него, несмотря на общую шумиху.
– Не смеши, с каких пор ты отличаешься практичностью?
Полина ядовито ухмыльнулась.
– Представь себе, в юности я была практичнее, чем сейчас…
– Не спрашивала себя, ради чего, собственно, живешь?
Девушка закинула голову назад и со скукой посмотрела в потолок.
– Пап, по-моему, кого-то развезло уже… Осталось только сказать: «Ты меня уважаешь?» и пригласить меня в рюмочную…
Раскрасневшееся лицо Михаила заблестело от пота. Ему было жарко.
– Я выпил две порции по пятьдесят, так что абсолютно трезвый. Не надо пугаться серьезных вопросов – это всеобщая дурацкая привычка, мы избегаем по-настоящему серьезных тем и постоянно говорим о пустяках даже с самыми близкими людьми… вот и жизнь через жопу получается, какая-то обходными путями, через помойку, заборы, задрав пятую ногу за ухо.
Полина грустно улыбнулась.
– Я поняла, к чему ты клонишь, сразу, как о балете заикнулся… да, конечно, жалею, что бросила… дура была… И знаешь, в моей жизни сейчас реально нет ничего такого, ну типа до дрожи… я вроде в кайф живу, но зубы не ломит, сердце не екает, это да, – потеребила пальцами воздух, как будто пыталась ощупать его, собрать в горсть. – Балую себя, как умею, оттягиваюсь временами, у меня клевые подруги, но того, о чем ты спросил, не, у меня нету…
Клевые подруги? Видел, ага. Стая куриц: столкнуть ближнего, насрать на нижнего…
– Сама как думаешь, чего тебе не хватает?
– Любви, конечно, только любви, – воодушевленным шепотом, немного зажмурившись. – Просто хочу быть счастливой. Впрочем, как и все. Такая типичная девчачья мечта у меня… как у кролика про вечную морковку.
Михаил хрустнул пальцами.
– Не перестаю удивляться: все без исключения хотят любить, ну и просто быть счастливыми, как ты говоришь… и что самое главное, все ведь умеют, по крайне мере, в детстве, но, – оперся на стойку и сгорбился, уставился на дочь в упор. – Ты вот много знаешь счастливых пар, семей, просто людей? Ну и любви настоящей, без натяга?
Полина сжала губы и тоже облокотилась на барную стойку. Повернулась к отцу ближе, доверительнее:
– Ну-у-у… Не-е. Почти никого. Среди подруг ни одной, кто бы жил с любимым человеком – прикинь?… И это самое удивительное, да. Сама в шоке. Постоянно об этом думаю. Не, много, конечно, таких, кто говорит о любви в своих отношениях, но по факту это либо фольга, либо самообман, а настоящего чувства, не, не встречала в браках… Первые любови – туда-сюда-кукарача, это мы все еще можем, амуры курортные и прочие абрикосы на грядочках… а так, чтобы
Михаил кивал.
Странная оговорочка… случаем, не забеременела? Как же ты все-таки похожа на мать… их глаза иногда просто сливаются…
– Знаешь, Полин, в семидесятые проводился любопытный эксперимент. Калифорнийские ученые вживляли электроды в гипоталамус крыс: когда электрическая цепь замыкалась, крысы испытывали половое и пищевое удовлетворение… Потом научились нажимать специальную педаль, самостоятельно вызывая этот же эффект, после чего начали игнорировать пищу и половых партнеров. Предпочитали педаль. Через некоторое время умирали от голода или выжигали себе мозги. До тысячи раз за час нажимали… Тысячу, понимаешь? Дятел – ребенок по сравнению с такой мастурбацией…
– К чему ты это все?
– Так ведь это на самом деле не про кошечек с собачками, не про крыс, а про нас все, – положил тяжелые пальцы на хрупкие руки дочери.
– А ты сам? Тоже ведь не похож на счастливого… Чем сейчас занимаешься вообще?
– Я пьесу сейчас ставлю, свою собственную причем – мой первый опыт как драматурга, хотя текстом крайне недоволен, много переделываю по ходу репетиций… она обо мне самом, о том, что вокруг меня, о Москве… не знаю, что из всего этого получится – это очень большая вещь в шести действиях… Не пытаюсь переплюнуть Стоппарда с его «Берегами», которая, на мой взгляд, слишком переоценена, впрочем… по мне, скучноватая вещь, раздутая чрезмерно, да и русские литераторы там какие-то мультяшные все… в любом случае, это совсем другой опыт, даже сравнивать не стоит, но в целом тоже часов на семь-восемь выйдет сценического времени… Я сам ее режиссирую, репетиции уже недели две идут… А насчет счастья: «Ты взвешен и найден очень легким» – это про меня, наверное, – ткнул волосатым пальцем себе в грудь.
– В каком смысле взвешен? Это откуда? – дочь нахмурилась, она не любила, когда отец умничает.
– Да так, к слову пришлось…
Полина щелкнула пальцами, как бы что-то вспомнила, хотя по враз закрывшемуся лицу, по мимолетному отчуждению Ди-виль понял: дочь отстранилась – она любила легкость, а внутреннее состояние и рассуждения отца слишком давили на нее. Михаил знал это, и всегда старался балансировать с Полиной во время их редких разговоров, каждым словом словно осторожно ступал по канату. Сейчас, судя по моментально сработавшей защите дочери, он сделал несколько неосторожных движений.
Полина торопливо посмотрела на часы:
– Ладно, пап, мне пора уже. Улетаю от тебя, подруга ждет…
Дивиль молча кивнул. Дочь допила вино, накинула куртку и хотела уже уйти, но понурый вид отца уколол, безмолвно упрекнул – она резко остановилась, подалась назад: подошла ближе, положила руку на плечо.
– Мы с тобой часто ругаемся, гадости разные друг другу говорим или просто можем месяц не видеться, но я хочу, чтобы ты знал, пап – ты очень хороший и…
Ты любишь. Скажи уже… Последний раз в тринадцать лет слышал…