Москва, Адонай!
Шрифт:
С противоположной стороны сидели три сноба: громко и с большим самолюбием разговаривали, напоминали про-соляренных бодибилдеров перед зеркалом, их пышные шарфы надменно свисали, как анаконды, а застекленные очками глаза брезгливо скользили по ничем не примечательному лицу и слишком простой, незамысловатой одежде Сизифа. Двигали руками, будто дирижировали оркестром. Сизиф всегда неприятно поеживался, когда встречал тех, кто много читает, не потому что любит читать или ищет знания, а потому что самоутверждается, хочет соответствовать или заткнуть за пояс. До слуха доносилось:
– Вопрос о существовании формального понятия бессмыслен. Потому что ни одно предложение не может ответить на такой вопрос. Логические формы нечисленны…
Подле снобов сидела уставшая женщина с маленькой дочкой: девочка ерзала на материнских коленях, размахивала лохматой куклой, потом резко оборвала ее полет, положила на сиденье и заглянула матери в лицо:
– Мама, я какать хочу!
Вагон
Сизиф пропустил нервного толстячка. Шагнул было на платформу, но в последний момент понял, что это не его станция и вернулся обратно в вагон. За толстяком вошел парень, похожий на гопника, пробасил в телефонную трубку во всеуслышание:
– Я те отвечаю, штукарика токо не хватает. После пятнадцатого верну, вот сукой буду… Да она не дает на халяву, не тупи, ты типа не знаешь, первый день живе-о-ошь, ага такой…
– Выражение формального свойства есть черта определенного символа…
Гопник развалился, заняв два кресла, и выставил ноги в общий проход. Продолжал что-то доказывать мобильному телефону. Тут же с потоком новых пассажиров появилась приземистая студентка, резвая как перекати-поле – типичная такая смазливость, косуха из кожзаменителя, тертые джинсы, зимние уги с пошлыми блестками и следами клея. Девица плюхнулась в кресло, достала зеркальце и помаду. Подвела губы. В ушах торчат белые наушники-затычки. Судя по выражению лица, студентка с кем-то созвонилась, долго слушала, а потом наконец ответила:
– Женечка, я тебя очень люблю. Больше жизни. Ты соскучился?
Сизиф все ехал по кольцу, все смотрел в окно.
Он был очень озабочен. Лицо его выражало напряжение.
– …Предложение есть образ действительности. Свойством утверждения является то, что оно может пониматься как двойное отрицание…
Сизиф понимал: нужно торопиться, в сутках только двадцать четыре часа, а столько еще нужно успеть за сегодня. И смену отработать в дурацком офисе: пялиться в монитор до головной боли, до рези в глазах, штудировать списки и названивать-названивать по телефону, предлагать до тошноты, до помешательства – дистанционную программу образования для сотрудников строительных фирм: прорабы, инженеры, электрики, монтажники-высотники, пьяные каменщики и совершенно ужратые плотники-беспилотники. Квалификация-переквалификация, аттестация, обучение, стандартизация и сертификация ISO, вступление в СРО… страшные слова: СамоРегулируемаяОрганизация – СРО. Допуски-херопуски. Стандартизация. Лицензирование. И снова СРО.
Если часто произносить это слово вслух, вот так вот:
«СРО, СРО, СРО, СРО, СРО, СРО, СРО, СРО, СРО» – то по звучанию получится, то ли «рос», то ли «обосраться», то ли еще что-то непонятное.
Если всю эту формалистскую дребедень, которую плодит его фирма – и сотни, тысячи похожих московских фирм – собрать вдруг воедино, сложить всю эту бумажную чепуху в стопку, то можно подняться на ее вершину и – нет, не сигануть даже вниз и не покончить с собой – там, там на вершине этой барахольной стопочки наступит кислородное голодание, понос, нервное расстройство, перенасыщение ультрафиолетом и черт его знает, что еще такое наступит из-за сквозняка озоновых дыр и разных прочих космических процессов.
– Субъект не принадлежит миру, он есть граница мира…
Сизиф все ехал по кольцу, все смотрел в окно. Он был очень озабочен. Лицо выражало напряжение. Сизиф понимал: нужно торопиться, в сутках только двадцать четыре часа.
– Денисочка, я тебя очень люблю. Больше жизни. Ты соскучился?
Так, потом забрать пиджак из химчистки, купить продукты, зубную пасту – в аптеку зайти – порошок стиральный тоже закончился, салфетки, так… мизинчиковые батарейки в пульт от телевизора и в мышку, ботинки забрать из мастерской – опять развалились… что за скоты? Делают дерьмо на год, потом все в труху разлетается, как будто я паломником в Мекку хожу пешком раз в две недели….
– Я те отвечаю, штукарика токо не хватает. После пятнадцатого верну, вот сукой буду…
Сизиф тяжело вздохнул и подпер рукой щеку. Вот в прямоугольнике окна промелькнул Измайловский кремль, высоколобые гостиницы: «АЛЬФА», «БЕТА», «ВЕГА», «ГАММА». Утро чуть прояснилось, отпустило, небо стало прозрачнее. Высотки гостиниц напомнили почему-то Сизифу надгробные плиты. На «Измайлово» в вагон вошли новые пассажиры: где-то с десяток – такие же сонные и обесцвеченные, как сам Сизиф. Так же непримечательно одеты, серо, среднестатистически. Пассажиры зевали широко, скулили при этом с отчаянным скрипом: так задыхаются рыбы, так раскрывают рты застреленные животные.
Еще
Тут Сизиф откинулся на спинку сиденья, ударил ладонью по колену и нервно шаркнул ногой: вспомнил – нужно зайти в банк, взять выписку по последним операциям с картой – на днях хотел вернуть долг приятелю, но вместо того, чтобы перевести сумму на карту, отправил их на баланс его телефона. И вот сейчас надо деньги оттуда выскребать, писать заявление в банк, потом идти в телефонную компанию, обивать пороги там.
Еще сегодня за квартиру нужно заплатить… вылетело из головы, все-таки придется покупать билет по интернету, обойдемся без чашки кофе в уютном ресторанчике напротив, без случайного знакомства с какой-нибудь задумавшейся у афиши театралкой, без случайного разговора, нарастающего накала-напора, без выпитого тут рядом, по случаю, бокала, без игры глазами, недосказанности и перекрещенных пальцев, без истомы закипающей страсти, без вдохновения, без помешательства на красивых бедрах, коленях, руках, плечах, изгибе спины… короче говоря, интернет – великая вещь! Интернет – это очень удобно… интернет – это двадцать первый век, это множество новых возможностей и информационных горизонтов, интернет – это прекрасно: быстро взял и купил билет, просто замечательно, или захотел послушать нового исполнителя – тык-мык, и на тебе, послушал, фильм, там, я не знаю, пиццу можно заказать или роллы, кухонный комбайн, свитер, фарфоровый чайник или проститутку, потом венеролога на дом тоже можно анонимно (с чемоданчиком, как у Айболита)… скоро, наверное, священники быстрого реагирования появятся – тоже по интернету – отпеть там, если срочно кого, или венчать, крестить, допустим, я не знаю, исповедаться и причаститься по скайпу… или после шлюхи пройти обряд конфирмации – это первое дело вообще… образование даже вот получаем дистанционно, по скайпу репетиторы и вообще все на свете… могу из дома не выходить, по интернету всю информацию получать и даже работать, не выходя из-за кухонного стола, да что там, можно на толчке сидеть с утра и объявить войну Соединенным Штатам Америки, я не знаю, или на том же самом толчке в процессе, по ходу, спасать мир от какой-нибудь экологической катастрофы, защищать китайских тигров – их там штук двадцать осталось уже, по-моему, ну или хотя бы обнародовать свои политические убеждения через пост в соцсетях… Красота же, ну.
Сизиф шмыгнул носом и почесал бровь. В прямоугольном окне все знай себе мельтешили дома, столбы, магазины, какие-то понурые кирпичные будки и внушительные высотки с подсветкой.
На очередной станции в вагон завалилось особенно много народу. Запахло свежеиспеченными булочками.
«Ростокино», наверное, проезжаем, тут вечно что-то выпекают.
Сизиф часто отключал внимание и не слушал, как объявляют остановки. Достал из кармана сотовый телефон, зашел на сайты Школы драматического искусства, Практики, Театра. doc, Мастерской Петра Фоменко и Студии театрального искусства – перебирал глазами репертуары. Наконец нашел заинтересовавший его спектакль и купил билет. Когда операция прошла, на минуту взгрустнулось оттого, что в очередной раз покупает только один билет – от этого беспощадного постоянства веяло чем-то крайне нездоровым: поначалу Сизиф не обращал на это внимания – все-таки студенческая пора, обилие разных интрижек и флирта давали о себе знать, но даже тогда ходил по театрам всегда один. В семнадцать лет одинокие билеты казались естественными, в двадцать пять – уже настораживали, а к тридцати шести и того вовсе набили оскомину, все навязчивее превращаясь в тревожный звоночек. Не то чтобы он слишком устал от этой свободы и маминых тирад-упреков, связанных с отсутствием внуков – нет – просто Сизифу самому уже захотелось узнать – каково это стать отцом, взять дитя на руки и такое все прочее.