Москва и москвичи
Шрифт:
— Так-с!.. А местоположение?…
— Непременно красивое: без этого я не куплю; чистенький домик, роща, речка.
— И речка-с?… Это, сударь, найти нелегко!.. Подмосковные именья на видных местах и с живыми урочищами недешево стоят, — заплатите тысячи по две за душу.
— Ну, если у вас нет такого именья…
— Позвольте, позвольте!.. Я могу вам рекомендовать именье — не то что подмосковное, а близко, очень близко от Москвы… Просят за него пятьдесят пять тысяч ассигнациями, а может быть, и за пятьдесят уступят. Именье отличное, устроенное самым хозяйственным образом; стоит только руки приложить, так оно даст вам процентов
— А по какой дороге это именье?
— По Можайке.
— То есть по Смоленской? Ну, это хорошо: застава от меня близехонько.
— А это, сударь, не безделица. Иное именье, кажется, и близко от Москвы, а как придется ехать городом верст двадцать…
— Уж и двадцать!.. Что вы!
— Да немного поменьше.
— Что ж, это именье недалеко от города?
— И десяти верст не будет.
— От Москвы?
— Нет, сударь, от города Вязьмы.
— Так это в Смоленской губернии?
— Так что же, сударь? Ведь Смоленская-то губерния граничит с Московскою.
— Покорнейше вас благодарю! Я ищу именье не далее тридцати верст от Москвы.
— Позвольте вам доложить: да что толку-то в этих близких именьях? Ведь, известное дело, подмосковные крестьяне или плуты или нищие, беспрестанно в Москву таскаются, все пьяницы; да вы, сударь, с ними наплачетесь!
— Это уж мое дело.
— И что за даль такая: с небольшим двести верст! Дорога как скатерть, лучше всякого шоссе — и гладко и мягко. Едешь в телеге, а точно как на лежачих рессорах. А именье-то какое! От нужды, сударь, продают… Вот кабы вы сами изволили взглянуть… Да не угодно ли, со мною есть опись и приказ?…
— Нет уж, увольте!
— Так позвольте вам предложить другое именье, поближе этого…
— Также в Смоленской губернии?
— Нет, сударь, в Рязанской, на самой московской границе.
— Я уж вам сказал, что хочу купить подмосковную.
— В такую цену у меня подмосковных нет. Вот тысяч во сто…
— Так нам и говорить нечего. Прощайте, батюшка, — там у меня дожидается другой сводчик.
— Видел, сударь, видел!.. Я советовать вам не смею, а грешно не сказать: поберегитесь, батюшка. Я этого молодца знаю: Григорий Кулаков; два раза, сударь, из Москвы выгоняли, всю прошлую зиму в тюрьме просидел… И какой он сводчик? Так… шмольник — дрянь! Из полтины пробегает целый день, а за целковый даст себя выпороть… А уж краснобай какой!.. Наговорит вам с три короба; да вы не извольте ему верить: мошенник преестественный! Прощайте, сударь!.. Рекомендую себя на будущее время: Степан Прокофьевич Кривоплясов, собственный дом в Садовой, на Живодерке, второй от угла.
— Хорошо, хорошо! Если вы мне понадобитесь, я за вами пришлю.
Когда первый сводчик вышел, я приказал позвать второго. Наружность его мне очень не понравилась. На нем был долгополый сюртук, довольно уже поношенный; сам он был росту небольшого, худощав, с продолговатой жиденькой бородкой и серыми плутовскими глазами, которые не обещали ничего доброго.
— Что, сударь, — сказал он, — вы не изволили ничем порешить с господином Кривоплясовым?
— Нет! — отвечал я. — Мне не то надобно, что у него есть.
— Чай, навязывал вам смоленское или рязанское именье? Вот уже третий
— А что, это хорошие именья?
— Помилуйте! Да если б мне стали эти деревнишки даром отдавать, так я бы придачи попросил!.. А туда ж, два процента!.. Вот я, сударь, из одного процентика готов вам послужить. Да ведь мы люди простые, а он большой барин, официю носит!
— Так он чиновник?
— Да, сударь, — служил в надворном, да, видно, не выслужился… попросили вон! Небось тогда не чванился; стоит, бывало, целое утро с перышком у присутственных мест, не наймет ли кто в свидетели, а теперь как удалось ему двух-трех господ обмануть, так и в люди пошел! Чего доброго — контору заведет!
«Ну, — подумал я, — как эти господа друг друга рекомендуют!»
— Вам, сударь, — продолжал сводчик, — желательно купить подмосковную?
— Да! — отвечал я. — Только поближе к Москве.
— Найдем, сударь! Кабы вот этак недельки три тому назад, так я бы вам рекомендовал с полдюжины подмосковных; а теперь одна только и есть в виду, да зато уж и подмосковная! Как посмотрите, так не расстанетесь! Душ немного — всего пятьдесят, а земли четыреста десятин: триста в окружной меже да в двух верстах отхожая пустошь. Лесу было с лишком сто десятин отличного! Теперь, конечно, лесок некрупный, однако ж и не зарост: в оглоблю будет. Барский домик — игрушка, и не то что старый дом: после французов строен; а что за крылечко такое: с выступом наподобие террасы — удивительно!.. Сад на пяти десятинах, оранжерея, грунтовой сарай, службы… оно, конечно, немного позапущено: господа давно не живут, присмотреть некому, и, если правду сказать, так на взгляд строение покажется вам ветхим, а в самом-то деле веку не будет! Стоит только кой-где подкрасить, кой-что перетряхнуть — тут тесницу-другую переменить, там новое звено подвести, так усадьба будет щегольская!
— А речка есть?
— Есть, сударь, этак с полверсты от дома, и речка-то какая: веселенькая, игривая, словно змейка, так и вьется по лугу!
— Можно в ней купаться?
— Можно, сударь. Крестьянские ребятишки все лето из нее не выходят. В ином месте по пояс будет…
— То есть ребятишкам, а большим по колено?
— Да вы об этом не извольте беспокоиться, за купаньем дело не станет: перед домом преогромный пруд, не грешно озером назвать.
— И, верно, в нем водятся лягушки?
— Как же, сударь: привозные, с отличными голосами!
Я засмеялся.
— Чему же вы изволите смеяться? — сказал сводчик. — Может статься, теперь этим не занимаются, а прежде все подмосковные бояре любили, чтоб у них в прудах были лягушки голосистые. Они этим щеголяли, сударь.
— Правда, правда, любезный! Теперь и я вспомнил: была такая мода; только я до этой музыки не охотник, а люблю, чтоб пруды были с рыбою.
— И этого довольно, сударь; в саду есть два пруда с карасями, да караси-то какие — аршинные!
— Уж и аршинные!
— Доподлинно сказать вам не могу, я не мерил, а только прекрупные.
— Что ж, эта деревня по какой дороге?
— По Звенигородке.
— По Звенигородской дороге? Места знакомые. А на какой версте?
— На двадцать шестой.
— На двадцать шестой?… Поворот налево? Мимо ветряной мельницы?
— Точно так-с.
— А там две версты лесом?
— Не будет, сударь; версты полторы, не больше.
— Так это деревня Андрея Степановича Вязникова?