Москва и москвичи
Шрифт:
Эмигрант
«Я вам сейчас говорила, что положение французских эмигрантов было истинно ужасно: из них многие не имели ни пристанища, ни куска хлеба; но были, однако ж, и такие, которые могли назваться богатыми: одни привезли с собою значительные капиталы; другие, разумеется люди знатные и чиновные, вступили в русскую службу и, по милости императрицы, жили сообразно своему званию. Дюк де Монсо, один из этих знатных эмигрантов, был очень коротко знаком со мною. Ему было шестьдесят два года, по вы никак бы не дали ему этих лет, и надобно сказать правду: я мало встречала таких очаровательных людей, как этот милый дюк. Что за тон, какая манера!.. Ну, точно как теперь смотрю: шитый французский кафтан,
Однажды поутру заехала ко мне приятельница моя, графиня Прилуцкая, и говорит мне: «Ах, ma chere, какая жалость! У меня был вчера эмигрант, шевалье д'Естеньвиль, что за прекрасный молодой человек! И какой интересный! Представь себе, mon ange: в Париже его везли уж на эшафот; вдруг сделалось на улице какое-то возмущение, народ стал драться с войском; шевалье воспользовался этой минутой, выскочил из экипажа, в котором его везли, и спрятался в лавочке у одного хлебника. К счастию, этот хлебник был тот самый, у которого он покупал всегда крендели и булки; этот добрый человек из благодарности продержал его несколько дней в своем доме, а после помог выехать из Парижа. Пока он пробирался до границы, с ним было множество всяких приключений, и как он об этом рассказывает, ma chere! Теперь он здесь, разумеется, без куска хлеба и хочет войти куда-нибудь в дом учителем… Подумаешь: шевалье д'Естеньвиль, потомок знаменитой фамилии, человек богатый!.. Да, мой друг, у него недавно был великолепный замок в Лангедоке и огромное поместье в Провансе, которое давало ему на одном прованском масле с лишком сто тысяч франков доходу! И вот теперь он ищет места гувернера и готов ехать из куска хлеба в Кострому, в Саратов, в Вятку — куда хочешь!» — «Вот кстати, — сказала я, — мне пишет из Костромы моя кузина, что ей очень нужен французский учитель; так ты попроси своего шевалье д'Естеньвиль, чтоб он завернул ко мне сегодня вечером; мы с ним об этом поговорим».
Надобно вам сказать, что я тогда жила еще во дворце, следовательно, занимала не очень обширную квартиру и обыкновенно принимала гостей в небольшой диванной, за которой была моя спальня. Часов в восемь после обеда, когда я была совершенно одна, доложили мне, что какой-то француз желает меня видеть. Натурально, я догадалась, что это должен быть шевалье д'Естепьвиль, и велела просить его к себе в диванную. Гляжу, входит ко мне молодой человек лет тридцати, весьма приятной наружности: лицо бледное, худое, черные глаза такие быстрые и собой довольно видный мужчина; кафтанчик на нем весьма поношенный, впрочем, хорошего покроя и бархатный; из камзольных карманов висят две золотые цепочки, а под мышкою совсем истертая шляпа, однако ж с плюмажем. Я прошу его садиться — он кланяется; я повторяю мое приглашение — он продолжает кланяться и даже не очень ловко.
— Я, кажется, имею честь говорить с шевалье д'Естеньвилем? — спросила я.
— Oui, madame! — отвечал француз. — Графиня Прилуцкая…
— Да, я просила ее пригласить вас ко мне. Да садитесь, сделайте милость!
Француз еще раз поклонился, окинул робким взглядом всю комнату и сел на кончик табурета, на котором лежала моя болонка.
—
— О, напротив, мадам, очень ловко! — промолвил француз, продолжая сидеть на хвосту моей Амишки.
Я взяла ее на колени и, поверите ль, — глядя на этого жалкого молодого человека, едва могла удержаться от слез. «Бедняжка! — подумала я. — Он так смущен, что чуть было второпях не раздавил моей Амишки; не знает, куда деваться с руками, смотрит таким странным образом… Боже мой!.. Ну, походит ли этот робкий, неразвязный мужчина на какого-нибудь ловкого французского шевалье?… Вот как бедность и несчастье убивают человека!»
— Мне говорила графиня Прилуцкая, — сказала я, не смея взглянуть на моего гостя, — что несчастные обстоятельства вынуждают вас искать места гувернера…
— Да, княжна, — отвечал француз, — я хочу посвятить себя образованию русских дворян.
— И решаетесь ехать для этого в провинцию?
— С большим удовольствием, и чем дальше, тем лучше.
— Я вас понимаю, — сказала я, взглянув с участием на бедного шевалье. — Если б мне пришлось быть гувернанткой во Франции, то и я также не захотела бы жить в Париже. Я вполне чувствую, как должна быть тяжела для вас эта ужасная деградация; но для чего же вы идете в учители? Почему вам не вступить в нашу службу? Вы еще молоды, происходите от знатного рода, — теперь же в Петербурге много ваших компатриотов, некоторые из них довольно близки ко двору… Почему знать? Может быть, в числе их вы встретите ваших знакомых, приятелей, родных…
— Родных?… О, нет, княжна, они все погибли на эшафоте! Конечно, у меня были очень знатные родственники; вот, например, родной мой дядя дюк де Монсо…
— Что вы говорите? — вскричала я. — Как это счастливо! Ведь дюк де Монсо здесь!
— Здесь! — повторил с ужасом шевалье. — Казимир Эдуард дюк де Монсо?
— Да, да! Казимир Эдуард дюк де Монсо, — сказала я, глядя с удивлением на моего гостя. — Чего ж вы испугались, шевалье? Это ваш дядя…
— И величайший мой враг, княжна! Он убьет меня при первой встрече.
— Убьет своего племянника!.. Что вы, шевалье!
— Непременно убьет!.. Честь французского дворянина — о, мадам, вы не знаете, как это важно.
— Да что ж вы такое сделали?
— Не спрашивайте меня! Но знайте, княжна, что, если он кинется на меня с обнаженной шпагою, я не стану защищаться, а скажу ему: «Вот грудь моя!..»
Тут шевалье размахнул так неосторожно руками, что зацепил за мой тамбурный столик и опрокинул его ко мне на колени; Амишка завизжала, спрыгнула на пол, а шевалье бросился поднимать столик, запутался в ковре и повалился мне прямо в ноги. Признаюсь, я немного испугалась.
— Что ж это значит? — сказала я, когда француз встал и уселся опять на своем табурете. — Да разве вы, шевалье, преступник?
— О, княжна, — отвечал мой гость, — если страстная, пламенная любовь преступление, то, конечно, вы видите перед собой преступника!
Эти слова поразили меня, он же сказал их с таким чувством… Боже мой, преступник от любви!.. Я так много читала об этих преступниках, никогда их не видала, и вот один из них стоит передо мною!.. Надобно сказать правду: я забыла все неловкости моего гостя, и он сделался для меня во сто раз интереснее… Да, да, господа! В эту минуту шевалье показался мне совершенно Сен-Пре!
— Так любовь причиною ваших несчастий? — сказала я, помолчав несколько времени. — Бедный молодой человек!.. Верно, та девица, которую любил ваш дядя, предпочла вас?…
— О, — прошептал француз, — если б она была девица!
— Как, шевалье, так вы были влюблены в замужнюю женщину?
— О мадам, если б она была только что замужняя женщина!
— Ах, боже мой, да в кого ж вы были влюблены?
— Вы хотите знать об этом — извольте, княжна!.. Красота и чувствительность всегда бывают неразлучны!.. Я не боюсь открыть вам эту ужасную тайну: я был страстно влюблен… в жену дюка де Монсо!..