Москва-Лондон
Шрифт:
Грешем облегченно вздохнул: он заранее предвидел, о чем может пойти речь, и тщательно продумал не только свой ответ, но и всю линию своего поведения при этом. Он решил играть ва-банк…
— Думаю, что смогу, ваше высочество, — сказал он. — Боюсь, однако, что мои слова могут вызвать крайнее неудовольствие, а возможно, и гнев вашего высочества. Но вместе с тем я думаю, что никто другой не отважится сказать вам этого.
Мария резко повернула к нему лицо и вонзила в его глаза, слегка прищурившиеся от напряжения, свой горящий и острый взор.
— Ради
Грешем неотрывно смотрел в чарующие глаза Марии и говорил:
— Ваш отец, его величество король Генрих, продал реквизированной им церковной и монастырской земли на весьма значительную сумму — один миллион четыреста двадцать три тысячи пятьсот фунтов. Но продано еще далеко не все, ваше высочество.
Грешем затаил дыхание. Он выпрями
лся в седле и смотрел прямо перед собой ничего не видящими глазами. Ему, как и всей Англии, было хорошо известно воинственно-враждебное отношение принцессы Марии к этому деянию своего отца. Можно было не сомневаться в том, что никто во дворце не осмелится предложить ей эту тему для беседы или, тем паче, для обсуждения. Именно поэтому-то Грешем, тщательно готовя встречу и скрупулезно просчитывая все возможные варианты, пришел к выводу, что ответ на вопрос принцессы должен быть именно таким. А что именно этот вопрос волнует ее сейчас больше любых других, он не сомневался ни минуты: династии грозил сокрушительный финансовый крах!
Но что ответит сейчас Мария? Если решительно оборвет разговор и отправит Грешема восвояси, то его дальнейшую политическую карьеру и борьбу за власть над коронованными правителями Англии можно будет считать законченными или, в лучшем случае, надолго прерванными. Ведь если сейчас его отвергнет принцесса Мария Тюдор, то королева Мария Тюдор просто уничтожит зарвавшегося и самонадеянного купца Томаса Грешема в назидание всем остальным сторонникам богомерзких деяний ее отца! Если же…
Но нелегкие эти размышления Грешема были прерваны тихим голосом Марии, терявшимся в мерном перестукивании лошадиных копыт:
— И вы предлагаете сделать это мне, сэр Томас?
— О нет, ваше высочество, ни в коем случае! — с воодушевлением вос-
кликнул Грешем. — Это должно сделать правительство протектора, а не члены вашей династии. Пусть оно и пожинает гнев и ненависть папы! Зато к счастливому дню коронации вашего величества вам будет на что опереться первое время. Иначе ее величеству королеве Англии Марии Тюдор придется начать свое правление с продажи короны и трона… Не приведи господь!..
Мария долго молчала, отвернувшись от Грешема. Но вот она повернула к нему свое лицо. На него смотрели полные слез прекраснейшие глаза принцессы Марии…
— О господи… — едва слышно промолвила она. — Как вы жестоки, сэр Томас… И это действительно единственная возможность пополнить нашу казну? Вы в самом деле так полагаете?
Победа! Гордая и непримиримая противница антикатолических
Победа! Будущая королева Англии Мария Тюдор готова вытряхнуть из церковных кружек последние медяки ради укрепления своего будущего трона!
Победа! Принцессе и будущей королеве Англии Марии Тюдор уже никогда больше не освободиться от незримой, мягкой и цепкой, как щупальца осьминога, власти первого купца Англии Томаса Грешема, что сейчас казалось ему самым важным и необходимым!
Победа!
Ибо — пока! — лишь он один знает обо всем этом…
Грешем в упор смотрел на принцессу, но не видел сейчас ни ее глаз, ни ее слез, ни ее лица вообще. Радость и торжество на какие-то мгновения лишили его всех остальных чувств…
Очнувшись от чар своей победы, он проговорил:
— Нет, ваше высочество, это не единственная возможность пополнить королевскую казну, но зато самая радикальная и надежная.
— Благодарю вас, сэр Томас, — Мария говорила тихо и не глядя в его сторону. — Вы проявили дерзкую смелость, на которую едва ли осмелился кто-нибудь другой в моей стране. Но это смелость друга. И хорошо, что единственного — иначе пришлось бы выбирать из множества дружеских советов наиболее дружеский, а это была бы скорее работа чувств, чем разума. Еще раз благодарю вас, сэр Томас. Я подумаю над вашим советом. Боюсь, мне не остается ничего иного, как следовать ему… Я никогда не замолю этого греха… Если это не слишком затруднит вас, навестите меня, пожалуйста, как только вернетесь в Лондон. А сейчас, не судите меня слишком строго,
я бы хотела остаться одна… Прощайте, сэр Томас, храни вас Господь. Я жду вас в Лондоне.
Обсуждая сложившуюся ситуацию с Джоном Грешемом, Томас говорил:
— Видишь ли, дядюшка, мне кажется, будто Мария относится ко мне как-то иначе, чем ко всем остальным. Должен признаться, что и я отношусь к ней не совсем так, как все остальные… Я боюсь представить себе, во что могут вылиться наши отношения… Да и существуют ли они на самом деле? Уж не мерещится ли мне все это? Не принимаю ли я желаемое за действительное? Как и что я должен предпринять в новом качестве советника принцессы Марии, будущей королевы Англии? Как мне заглянуть в ее душу и завладеть ею?
Старый Грешем лукаво ухмыльнулся и проговорил:
— Для того чтобы завладеть душой женщины, необходимо сначала овладеть ее телом! Это — закон природы, и тут уж ничего не поделаешь, сынок…
— Ах, дядюшка, — глубоко вздохнул Томас, — ты мудр, как святой апостол… Видит Бог, я жажду этого не только из наших политических и всяких иных соображений…
— Ого! Уж не влюбился ли ты в эту святую мадонну, мой мальчик?
— Ммм… Во всяком случае, эта женщина постоянно заставляет меня думать о ней и волноваться… Признаться, меня это крайне беспокоит, потому что в нашем деле наивернейшими союзниками и помощниками являются холодная голова и неприступное сердце! Разве не так?