Москва-Лондон
Шрифт:
— Она тоже больна?
— По нашему мнению — да. К тому же Мария крайне скрытна и нелюдима, она… предельно религиозна и, когда бодрствует, молится и постится. Стремится убить в себе все женское…
— Святая душа! — воскликнул Челлини. — Я уже полюбил ее, как родную дочь! Она должна жить вечно!
— Увы, не умирают лишь боги, насколько мне известно…
— А душа? — Челлини вскочил со своего кресла и готов был тотчас вновь ринуться в бесконечный теологический спор. — А душа? Она бессмертна! Разве в Англии не знают этого? Послушай, Томазо, быть может, вы уже добрались и до бессмертной души, торгуя ею, как ночными горшками?
Грешему
— Что касается принцессы Елизаветы, — продолжал Грешем, — то ее предполагаемое правление особых тревог у нас не вызывает: она так же прекрасна, как умна и здорова, я и дядя Джон являемся ее друзьями и, главное, кредиторами, а потому полагаем, что в благодарность за это она не отправит нас на эшафот.
— Очень хотелось бы надеяться на это… — заметил Челлини, саркастически усмехнувшись. — Но вот у нас во Флоренции герцоги Медичи со своими друзьями, а тем более — со своими кредиторами, поступают именно таким образом. Впрочем, ядом и кинжалом они пользуются в подобных случаях гораздо чаще. Словом, дорогой Томазо, английское купечество обеспокоено проблемой управления правящей династией Тюдоров и спрашивает моего совета на этот счет. Так ли я тебя понял?
— О да, Бен, вы ухватили самую суть дела!
— Еще бы! — Челлини оглушительно захохотал. — Я же говорил: следует не мешкая собирать Крестовый поход на Англию, чтобы спасти от веро-
отступников святую принцессу Марию и посадить на престол славную
династию Грешемов!
— Нет, дорогой Бен, мы предпочитаем править правителями — это значительно выгоднее и безопаснее…
— Я всегда считал, что английские купцы самые мудрые и ловкие в мире! Кстати, дорогой Томазо, я заметил, что ты почти совсем не пьешь. Тебе не нравятся мои вина?
— Ну что вы, Бен, ваши вина превосходны, уверяю, но они весьма быстро и сильно оглупляют человека, а дела мои таковы…
— В таком случае, дорогой Томазо, — перебил его Челлини с доброй улыбкой, — я должен тебе казаться сейчас сущим дураком. Да, да! И не перебивай меня, пожалуйста! Так вот, о вашем деле. Давай по порядку — так будет хуже для нас, но лучше для дела! Итак, король-мальчик не слишком тревожит вас, не так ли?
— Да, мы сумеем позаботиться о нем. Пока он жив, разумеется…
— А о его придворных, то есть истинных правителях?
— Многие из них — наши должники, некоторые — весьма крупные…
— Тогда мой первый совет, Томазо: опутайте золотой паутиной абсолютно всех, а не просто многих. Всех — даже самых незначительных, ибо именно они и являются самой значительной опорой для любого государя! Теперь о принцессе Марии. Это, бесспорно, святая душа. Но даже у святых всегда бывали друзья и враги. Ты должен стать ее другом. Единственным
и неповторимым, близким, как душа и совесть. Я не готов еще сказать, как именно этого достичь, но чувствую, что смогу это сделать со временем. Чувствую! А когда Бенвенуто Челлини что-то чувствует, то в результате непременно получается нечто совершенно гениальное, поверь мне, Томазо, мой мальчик! Итак, с принцессой Марией (святая душа, продли, господи, дни ее) тоже все ясно. Впрочем, ты не сказал, чем она больна.
— Никто в Англии не знает этого наверняка. Даже будучи еще ребенком, она никогда не допускала к себе лекарей, придворных или заезжих. Но она больна, и если внимательно к ней присмотреться, то налицо все симптомы внутреннего гниения: покашливание,
и блеск глаз, общая слабость, повышенная возбудимость и вообще… Вся она такая… жалкая… Она больна, Бен, и это ни у кого не вызывает сомнений. Я думаю разыскать лучших арабских, индийских и наших европейских врачей для самого серьезного консилиума. Разумеется, мы оплатим их услуги и лекарства любой стоимости!
— Хм, — презрительно скривился Челлини. — Неужели вы там, на своем безбожном острове, не знаете, что все самые лучшие европейские, арабские, индийские и африканские лекарства изготовляются во Флоренции? Для нашей святой принцессы Марии все они будут изготовлены самым наилучшим образом — это говорю тебе я, Бенвенуто Челлини! Теперь принцесса Елизавета. Я нахожу вашу политику по отношению к ней совершенно правильной и убедительной: сейчас — деньги, украшения, мудрые советы, помощь в некоторых щекотливых положениях, в которых всегда может оказаться молодая женщина. Кстати, иной раз совсем недурно бывает самому позаботиться о возникновении таких… положений… Совсем недурно! Когда же она станет королевой… Ах, знаешь, Томазо, я бы очень не хотел преждевременно убивать принцессу Марию — пусть она живет вечно! Решаем так: ты приезжаешь ко мне, когда я буду совершенно готов. Бенвенуто Челлини сотворит все так, как не сумеет сделать больше никто!
— В этом никто и не сомневается! — заверил великого хвастуна Грешем, хотя и был немало обескуражен финалом беседы с Челлини. — Но когда это произойдет, дорогой Бен?
— Вот этого я и не знаю, сын мой! Но не опоздаю — в этом я уверен. Жди! И молись за мое здоровье…
С тем Грешем и покинул Флоренцию. По бесчисленным делам своей необычайно разросшейся фирмы на этот раз он исколесил почти всю Европу. Длинные обозы с драгоценной мебелью, мрамором, посудой, тканями, цветным и зеркальным стеклом, фарфором, хрусталем, картинами величайших художников и всем другим, что приобретал на континенте Грешем, под охраной вооруженных до зубов молодчиков Джона Говарда медленно, но верно тянулись к портам Франции и Нидерландов, чтобы оттуда на собственных кораблях перебраться в Лондон и украсить новый дом первого купца Англии…
В Венеции он побывал в мастерской у Тициана78, где с великим удивлением узнал, что и он, Томас Грешем, прагматик с ног до головы, может впасть в почти религиозный экстаз, глядя на произведения волшебной кисти этого непостижимого гения! Грешем приобрел у этого вечно юного старца две картины и получил согласие на сотворение еще трех…
А два с половиной года спустя, в начале ноября 1551 года, Томас Грешем получил из Флоренции краткое письмо следующего содержания: «Дорогой Томазо! Великий маэстро Бенвенуто Челлини выполнил свое обещание и сотворил нечто такое, что прославит имя его в веках, а династии Грешемов позволит править английскими и всякими иными королями с их королевами по своему желанию и усмотрению».
Получив такое письмо, он не мешкая отправился во Флоренцию.
Вопреки здравому смыслу, Бенвенуто Челлини был еще жив и даже вполне здоров. Он встретил Грешема с распростертыми объятиями и счастливой улыбкой на устах.
Усадив гостя у камина, он спросил, заговорщически подмигивая и многозначительно подняв указательный палец правой руки кверху:
— Как ты думаешь, Томазо, что сотворил великий маэстро Бенвенуто Челлини для своих спасителей и друзей из любезной ему династии английских купцов Грешемов?