Москва-Лондон

Лехерзак Ефим

— Я был бы счастлив, если бы такой конторой стала ваша, сэр Томас.

— Превосходно! Благодарю вас, Ричард. Полагаю, вам никогда не придется раскаяться в принятом решении. Зайдите как-нибудь к сэру Томасу Одричу. Я уверен, он наилучшим образом устроит все ваши финансовые дела. Он предупрежден и ждет вас…

Они допили вино, после чего Грешем спросил:

— Что бы вы сказали, Ричард, попроси я вас снова отправиться на континент?

— О, сэр Томас, вместе с вами? С восторгом!

— Увы, дорогой Ричард, нас ожидают разные дороги старушки Европы…

— Я готов, сэр Томас!

— Благодарю вас, Ричард. Поверьте, я не сомневался в вашей

дружбе

и готовности помочь мне в наиболее тонких, деликатных и, я бы сказал, тайных делах. Еще раз благодарю вас. — Грешем снова наполнил оба бокала. — На этот раз я хотел бы просить вас с головой окунуться в большую политику.

Лицо Чанслера вытянулось от удивления.

— Но, сэр Томас, я никогда ею не занимался и вовсе не уверен, что это было ошибкой с моей стороны…

— Кто знает, друг мой, кто знает… То дело, которое я бы хотел предложить вам по возвращении с континента, может быть связано с очень большой, даже самой большой политикой… Попробуйте сейчас свои силы перед главным делом вашей жизни!

За многие годы близкого знакомства с этим человеком Чанслер хорошо изучил манеру Томаса Грешема разговаривать либо подчеркнуто прямо-

линейно, либо некими полузагадками, недомолвками. Все зависело от собеседника и темы разговора. Грешем был великим мастером общения!

Чанслер насторожился:

— Что вы хотите этим сказать, сэр Томас?

— Видите ли, дорогой Ричард, — тихо и задумчиво проговорил Грешем, — у меня сложилось такое ощущение, будто в самом ближайшем будущем, буквально сразу же по вашем возвращении с континента, вы можете начать путь, который неизбежно приведет ваше имя к бессмертию. По вашему лицу я вижу, что вы несколько удивлены, друг мой? — Грешем добродушно улыбнулся и лукаво сощурился.

— Удивлен? — воскликнул Чанслер, совершенно потрясенный высказанной Грешемом перспективой. Он слишком хорошо знал, что его патрон никогда не говорит и не делает ничего такого, что предварительно не было бы им тщательно продумано, взвешено и решено. — Да я просто… просто раздавлен вашим… вашим предположением, сэр Томас! Не могли бы вы объяснить мне, что вы хотели сказать, связав мое более чем скромное имя с… с бессмертием? Право, сэр Томас, вы до смерти напугали меня…

— Но обо всем этом — по возвращении с континента! — твердо заявил Грешем. — А сейчас… Послушайте, Ричард, вам что же — не нравится это вино? В таком случае я прикажу тотчас принести другое. Хотите канарское? Бургундское? Какое? У меня есть любое и самое лучшее, как вам хорошо известно: вы ведь сами только что доставили его из глубин Европы. А ваше лицо! Вы так мрачны сейчас… Вам не понравился обед? Вы, не дай бог, заболели?

— М-м-м… нет… все прекрасно, сэр Томас… — сказал Чанслер и до дна осушил бокал великолепного корсиканского вина. — Просто, признаться, я встретил некоторые затруднения, узнав о своем возможном бессмертии…

— И это вполне естественно, друг мой! — засмеялся Грешем. — Ну

а теперь займемся делом. Для начала оно предстанет перед вами в виде небольшой лекции по вашей «любимой» политической проблематике. Надеюсь, вы хорошо знаете, что династия Тюдоров физически слаба и ей угрожает весьма скорое вырождение. Король Эдуард неизлечимо и смертельно болен. Еще год-два, и его должна сменить принцесса Мария Тюдор, если, конечно, Господь Бог не распорядится как-то иначе… Мария, сколько можно судить по ее нынешнему образу жизни, едва ли задержится на английском троне сколько-нибудь продолжительное время: своими бесконечными постами и молитвами она

рассчитывает проложить для себя кратчайший путь к Всевышнему, и я полагаю, ей это вполне может удаться, хотя, признаться, мне лично это не принесет никакой радости. Кроме того, боюсь, и она тоже поражена фамильным недугом

и вряд ли сможет долго править страной. Остается последняя из Тюдор — прекрасная принцесса Елизавета. Мне бы очень не хотелось ворошить зловонную кучу грязного дворцового белья, но и пренебрегать ею тоже, по-видимому, не стоит. — Грешем неторопливо и тщательно поправил горящие в камине поленья, отпил из бокала несколько глотков вина, снова уселся в кресло и продолжил свои рассуждения: — А между тем стоустая дворцовая молва упорно считает лорда Сеймура виновником нескольких насильственных вытравливаний его плодов из чрева юной принцессы. Не говоря уж о гневе Господнем, есть все основания полагать — если все это не пустая болтовня досужих придворных умников, — что наследников престола от нее едва ли следует ожидать, поскольку детородные ее способности, скорее всего, сведены на нет… Вы можете спросить меня, дорогой Ричард, какой интерес все эти династические проблемы могут представлять для нас, купцов и банкиров.

— Уже спросил, сэр Томас, — улыбнулся Чанслер, действительно не понимавший, какое отношение к нему могут иметь детородные способности принцесс династии Тюдор. — К тому же вы меня заинтриговали.

— Благодарю вас, друг мой. Я был уверен, что мой рассказ в конце концов заинтересует вас. — Грешем выбрал две грозди великолепного янтарного винограда из хрустальной вазы, стоявшей на каминной плите, положил их на изящные фарфоровые тарелочки и одну из них подал Чанслеру. — Итак, дорогой мой начинающий политик, какое нам, собственно, дело, хотите вы спросить, до всей этой возни в королевском дворце?

— Да, сэр, — сказал Чанслер, отрывая крупные виноградины, — вы хотели просветить меня по этому поводу.

— Превосходно. Тогда продолжим наши рассуждения. Итак, династия Тюдор представляется мне (и не только, разумеется, мне) затухающей. Но она еще существует, и нам следует всячески беречь ее и продлевать ее дни, но еще лучше — годы. Ибо в ее рыхлости и слабости наша сила, богатство и власть. Видите ли, дорогой Ричард, мы должны научиться править королями. Ведь только в этом случае мы сможем обеспечить для себя независимость, свободу действий и подлинную власть, без чего все наши богатства в один прекрасный день могут превратиться в пустой звук, прах и пепел. Наш беспутный король Генрих VIII (да будет земля пухом этому костолому!) поссорился с папой римским, и в результате мы получили такие выгоды, о которых пока еще не смеют мечтать наши собратья на континенте. Ведь мы скупили почти половину всех бывших монастырских земель

и других церковных владений, мы создали в конце концов свою церковь! Дорогой мой ученик, вы никогда не задавались вопросом, почему король Генрих сделал этот шаг? Не кажется ли вам, что решающую роль при этом сыграли отнюдь не скверный и вздорный характер второго Тюдора или его пламенная любовь к женщине? — Грешем встал за спинку кресла, локтями опершись на нее и сцепив пальцы рук. Красивое лицо его было сейчас одухотворено кипением внутренних страстей, глаза блестели, как у азартного игрока с жизнью и смертью. — Надеюсь, вы так не думаете, дорогой Ричард, и правильно делаете. Пустой карман (правда, у королей это называется казной), неутолимая жажда как можно скорей и полней набить его золотом, умный совет, тщательно продуманный, умело подготовленный