Москва-Лондон
Шрифт:
Грешем резко поднялся с плетеного кресла и впился взглядом в немигающие глаза своего нового матроса. Потом круто повернулся к нему спиной и большими шагами направился в каюту.
Там он сел на диван и, не предложив Троттеру того же, резко приказал:
— Выкладывайте!
— Я бы хотел предложить вам, сэр, основать новое дело. Убежден, что оно могло бы стать одним из самых прибыльных ваших дел…
— Вот как? — удивился Грешем и скривил губы в саркастической усмешке. — Любопытно… чрезвычайно любопытно, черт возьми… Ну что ж, садитесь, Троттер, и осчастливьте меня своим
— Благодарю вас, сэр. Скажите, вы никогда не занимались настоящим разбоем?
— Что-о-о-о?! — вытаращил глаза Грешем и вскочил на ноги. — Да вы
в своем ли уме, Троттер?
— Очень жаль, сэр, — вздохнул Филипп. — В таком случае мне будет очень нелегко объяснить вам суть дела…
— Что вы говорите? Ах, какая, право, жалость! — явно издевался Грешем, решив вышвырнуть этого сумасшедшего наглеца в первом же порту. — Увы, милейший, я всего лишь окончил Кембриджский университет, где, к сожалению, не уделяли должного внимания таким важным и совершенно необходимым научным дисциплинам, как теория и практика настоящего разбоя. Нас, видите ли, Троттер, все больше учили тому, как… гм… каким способом, какими методами вешать, сжигать или, если вам это больше по душе — колесовать представителей этой превосходной гильдии! Если я понадобился вам в таком качестве — что же, в ближайшем порту, надеюсь, найдется судья, готовый выслушать вас, а уж я вместе со своей командой с превеликим удовольствием и строго по-научному либо приколотим вас к кресту, либо накинем на вас петлю, либо… Впрочем, я, кажется, перебил вас? Приношу тысячу извинений. Я нахожу, что наш разговор хотя и был весьма кратким, но
в содержательности ему никак не откажешь. Весьма сожалею, что это было последнее наше свидание. Не смею дольше задерживать вас, мистер Троттер. — И Грешем в сердцах указал ему на дверь.
Троттер нешироко развел руками, коротко вздохнул и глухо проговорил:
— Очень жаль, сэр. Я хотел предложить вам, убежден в этом, наивыгоднейшее дело, не вкладывая в него ни единого пенса…
— Так говорите дело, — вскипел Грешем, — а не задавайте идиотских вопросов и не мелите вздора!
— Да, сэр. Извините. Я не слишком учен и хорошо воспитан. Я хотел предложить вам получение по крайней мере четвертой части от всего того, что смогут выручить за свою работу в течение года все разбойничьи общины, группы, банды, шайки и другие им подобные формирования в Англии…
— Вот как?! — Грешем все еще продолжал говорить с Троттером насмешливо-издевательским тоном, сильно щурясь и презрительно кривя губы. — И о какой же сумме может идти речь?
— Первые три года по сто тысяч фунтов. Впоследствии — значительно больше. Возможно — в несколько раз. Скажем — в пять, если не в шесть или даже того больше…
— Вот как! О, это совсем неплохие деньги! Что ж, я готов получить их, если вы так щедры и, главное, просите меня об этом! И что же вы предполагаете получить от меня взамен? Надеюсь, вы догадываетесь, что я все еще не Господь Бог?
— Да, и очень сожалею об этом, сэр, поверьте мне…
— Благодарю вас, Троттер, благодарю, вы, право, так добры… Итак?
— От
— Ваших подопечных, хотел бы я уточнить?
— Называйте их так, если вам это нравится. Пока…
— Пока?
— Да. Пока они не станут сначала нашими, а затем — вашими…
— Угу… Логично… Вы говорили о некой защите этих людей… моих клиентов, так сказать. В чем вы видите ее суть?
— Суть ее состоит в защите их интересов в разного рода судах, королевских канцеляриях, в парламенте и в церкви.
И Грешем вдруг понял, что перед ним сейчас стоит отнюдь не сумасшедший наглец, а знаток своего дела. Он сел на диван и рукой предложил Троттеру сделать то же самое.
Перейдя на свой обычно деловой и корректный тон, он спросил Филиппа:
— Что еще?
— Эти люди были бы крайне заинтересованы в том, чтобы в судах и королевских канцеляриях, таможнях и шерифских конторах, в парламенте
и церковных приходах всегда находились такие люди, которые могли бы
не только помочь им решить возникшие у них проблемы, но и направить их работу по наиболее выгодным путям и дорогам. От этого, между прочим, будет зависеть и размер вашей доли, сэр…
— Естественно. Что еще?
— Эти люди хотели бы хранить свои деньги и драгоценности в вашем банке из расчета не менее двадцати процентов годовых.
— Не более десяти! — решительно заявил Грешем.
— Не менее пятнадцати! — достаточно резко заявил Троттер.
— Хорошо, — согласился Грешем, — пусть будет по-вашему… для начала…
— Я могу считать, сэр, что вы приняли мое предложение?
— Можете… В общем виде…
Грешем налил вина себе и Троттеру. Сев напротив него, он долго и пристально смотрел на красивое и мужественное лицо своего необыкновенного матроса, в его бесстрашные, темные как ночь глаза, а потом тихо спросил:
— Скажите, Троттер, кто вы?
Никогда впоследствии Филипп не мог объяснить даже самому себе, как и почему это произошло…
…В долгие часы, дни, недели и месяцы вынужденного одиночества он трепетно вынашивал, словно самка своего детеныша, идею объединения всех английских разбойников под своим руководством. Согласно этой его идее получалось огромное предприятие с тщательно продуманной системой конспирации, хранения и сбыта добытого товара, планирования и осуществления операций по каждому графству в отдельности и одновременно по всем сразу. Особенно тщательно и, казалось бы, всесторонне продумал он сложнейшую и хитроумнейшую систему своей личной конспирации
и безопасности, ибо теперь, решил он, его участие во всем этом деле будет заключаться только в единоличном и жестком руководстве огромным подпольным предприятием. По расчетам выходило, что при умелом и грамотном ведении дела годовой доход от него может перевалить за полмиллиона фунтов стерлингов и вплотную приблизиться к миллиону, а в дальнейшем — ко многим. Продуманы были все детали, даже самые, казалось, незначительные. В этом, в частности, состоит главнейшее преимущество свободны и одиночества. Иначе слишком много других, отвлекающих от главной