Москва: мистика времени
Шрифт:
– Погадаешь? – Барон протянул ей руку.
– Нет. По руке не гадаю! – Она засмеялась. Смех был звонкий, ничуть не боязливый.
– По картам?
– Нет! Не гадаю! – И снова смех.
– Не умеешь, что ли?
– Почему? Все умею. Не хочу! Хочешь, погадаю по звездам? Только наверх надо. На башню. У тебя высокие башни. Пойдем!
И они пошли.
Лестница винтовая. Железная. Вся проржавела.
– А что у тебя здесь, барон? – Цыганка спросила и отвела глаза.
– Слуг держу, которые провинились.
Еще пролет
– А тут?
– Воришек держу, попрошаек.
Юбка по ступеням так и крутится. В глазах рябь от этих полос разноцветных.
– А тут кто? – Шаль по плечам передернулась. Алая бахрома по спине раскатилась.
– Тут бродяга один. Говорит, монах. Из монастыря бежал. В годах уже и хворый.
– Так отпустил бы. Зачем держать хворого?
– Бесовские речи говорит. Дворню мою смущает. Всё, говорит, что под одним небом, – общее. Все, говорит, родятся вольными. А вольным, говорит, – воля…
Поднялись на башню. Подошли к бойнице. Внизу полыхали костры. Черными тенями вокруг вились хороводы. Гитара звенела что-то однотонно и завораживающе.
– Ишь, как твои взвеселились! – выдохнул барон.
– Сегодня Ночь цыганской дружбы. Большой праздник. Все, кто вокруг одного костра пойдут, самые верные друзья будут.
– Не скучно живете.
– Нет. Не скучно.
– А мне гадать-то будешь?
Она встрепенулась:
– Буду! Выбери себе звезду, барон. Не думая. Наугад!
– Вон там!
– Бог с тобой, барон! Там нет звезды. Разве ты видишь там звезду?
– А что, нет? Вон – мигает!
– Неужели видишь? Страшный ты человек, барон. Это – Антарес, черная звезда. Она кует страхи и одиночество. К ней обращаются черные маги. Но увидеть ее им не дано. Только волки видят эту звезду.
– Подумаешь, волки!.. Вчера двенадцать штук взяли. Большая охота…
– Слыхала. Флажки красные видала. По лесу трепещут.
Внизу бубны рассыпались частыми ударами. Костры взвились аж до облаков. Искры заметались. И в их точечных огнях вспыхнули алые листья клена. Закружились в огненном вихре. Затрепетали, сгорая.
Барон встрепенулся:
– Других забав нет. Гадай на что есть!
– Хочешь, расскажу про другие забавы? – Цыганка вскинула руку. Алая бахрома скользнула по лицу барона. – Видишь белую блестящую точку? Если долго смотреть – завораживает. И тянет-притягивает. Не оторваться! Это – Занлах. Звезда изгоев и отверженных. Но это – и звезда цыганской дружбы. Кто на нее засмотрится – бродягой станет. Заботу скинет. Печаль скинет. К синим морям пойдет, к зеленым лесам. Каждый день – новое место. Каждый день – новые люди. Каждый день – новая жизнь. Душа новая! Утром небо – твое. Ночью звезды – твои. Мир весь – твой. Ты – его владыка и повелитель. Мир проходит сквозь тебя. Вольному – воля!
…Вольному – воля. Где он это уже слышал?.. Ишь ты – в овраге опять завыли волки. Ничего! Завтра Хмарь их отстреляет. А неплохо было бы пойти
Тени вокруг костра внизу взметнулись вверх. Десятки черных рукавов вскинулись и опали. Хороводы рассыпались. Всё смешалось. Что это они? И где эта… цыганка?
Барон кинулся к лестнице. Торопливо перешагнул пролет. Черт! Дверь к монаху, к этому бродяге, открыта. Так и есть – ключа нет на поясе. Стащила, ведьма! Знала, за чем шла. И ведь не побоялась! И ради кого?! Он же хворый, на ладан дышит…
Барон скатился с лестницы. Вылетел во двор. Хотел крикнуть, чтоб задержали, но слуг не было.
Цыганка с монахом уже внизу у костров. А там и кибитки собраны. И лошади впряжены.
– Стой! – заорал он в темноту. – Слуги, ко мне! Шкуру спущу!
Барон вылетел на огонь. Прямо перед ним – по ту сторону костра – стояли бродяга и цыганка. Красивые в свете пламени и молодые.
– Убью! – зарычал он и прыгнул через костер.
Коротко вскрикнула цыганка и резко вытянула вперед руку. Жгучая бахрома обожгла лицо. Крутанул алый вихрь.
Все выросло в глазах барона – эти двое, угасающий костер, кленовые тени. Запахло паленой шерстью. Замигала на небе кроваво-черная звезда.
Антарес. Занлах. Ночь цыганской дружбы. А его что же, бросили здесь одного?!
Барон поднял морду и завыл. Сильнее, протяжнее. Надо, чтобы услышали в замке! Надо, чтобы завтра началась большая охота!
Сегодня ночью не придется спать
Легенда деревни Черницыно
С неделю, как бабка Настасья уехала на богомолье. А до этого месяц пилила Глеба: нельзя, внучок, жить без радости!..
Будто у него мало радостей в жизни? Богат. Знатен. Родовит. Наследник рода боярского. Красив, умен, уважаем. Это в двадцать-то лет! Чуть не полвоеводства из его рук кормится. Сам воевода каждый день к себе зазывает. Вот только дочка его – Аглая. Строптивица. На язык дерзка. Ясно – воеводская. Была бы дочь Ваньки-ключника, помалкивала бы!..
Молодой боярин пришпорил коня. Надо успеть до темноты. Правда, бабка говорила, тут недалеко ехать. Вот поле кончилось – теперь направо. Конь послушно повернул, но бега не сбавил. Добрый конь.
Бабку не переубедишь. Властного нрава боярыня Настасья Саввична. Вот и внука в руках крепко держит. Поехал бы он лучше сегодня к воеводе, а приходится нестись к ворожее, с которой у бабки старые договоренности. И не отвертишься, ведь слово дал.
Настасья Саввична уже в дорожном возке сидела, еще пять возков с собой брала – как же, родовитая боярыня собралась на богомолье, – а всё внуку наказы кричала. Конца последнего наказа он, правда, не разобрал – возок в путь тронулся. Зато начало стоит в ушах: