Москва не принимает
Шрифт:
– Саша, а ты могла бы отдать за меня жизнь?
– Леонидов, ты в себе? Ты что-то путаешь. Такие вопросы обычно задают мужчинам женщины.
«Что и требовалось доказать», – горько подумал он, а вслух сказал:
– Все-то ты знаешь.
– Да. Я знаю все, – безапелляционно заявила жена. – К примеру, я знаю, что мы и через час отсюда не улетим, потому что…
И вдруг самолет пришел в движение!
– Ура!!! – закричали в салоне.
– Наконец-то!
– Уже почти час здесь сидим!
– Это кошмар какой-то!
– Дамы и господа, с вами
– Ура!!!
Алексею, да и всем, кто сидел в салоне, не верилось в такое счастье вплоть до того момента, когда авиалайнер начал разбег. Вдруг все загудело, задрожало, тело буквально вдавило в кресло, а потом наступил краткий миг блаженства: отрыв. И вот уже огни взлетной полосы – внизу. А во рту тает карамелька.
– Водички бы, – вздохнул Леонидов, потому что уши заложило, а от леденца опять началась изжога. Но, покосившись на Сашу, подумал: «Лучше подождать, пока повезут тележку с напитками. А то мне опять будут мораль читать».
– Летим! Неужели летим?! – на радостях закричал какой-то мужчина на весь салон.
Все когда-нибудь кончается. И этот день, который Алексей называл потом «самый длинный день в моей жизни», тоже закончился. Леонидов опять провалился в сон. И на этот раз действительно проснулся в Москве.
Домодедово
Катыковых он потерял из виду по пути на паспортный контроль. Несмотря на раннее время, в терминале была толпа народу. Из-за того, что аэропорт несколько суток никого не принимал, багаж приходилось ждать часами. То есть испытания для измученных людей не закончились.
«А Саша была права: на педсовет она не успевает никак, – подумал Алексей, стараясь не попадаться жене на глаза. Посадил семейство на стулья, с трудом отыскав свободное место, а сам пошел выяснять судьбу багажа. – Если только Саша не потребует вместо дома отвезти нас из аэропорта прямо в школу. Неужели она это сделает?!»
Уставшие, а теперь еще и измученные жарой и духотой пассажиры обменивались впечатлениями:
– Слава богу, что вообще сели!
– Хорошо, что в Москве!
– Я от страха глаза закрыла, когда мы заходили на посадку. Ничего же не видно!
– Наши летчики – лучшие в мире!
– Да просто молодцы!
«И в самом деле, герои!» – подумал Леонидов, протискиваясь сквозь толпу к багажной ленте. Несмотря на почти нулевую видимость, ни одного ЧП в аэропорту не случилось.
– Сюда, – потянул его кто-то за руку. Он узнал Артема. – Наш багаж будут выдавать здесь.
– Ну, как дела?
– Пока не знаю.
– Надя едет с вами?
– Да.
– Как она с… с отцом?
Артем пожал плечами.
– Понимаю, – кивнул Алексей. – Ей еще надо привыкнуть к этой мысли.
– Она очень устала. Сначала нам всем просто надо выспаться.
– А… ее мать? В смысле, тело. Ну, труп Людмилы Мануковой.
– Отец этим займется. А я получу багаж.
– Если что – звони. Запиши мой номер телефона.
– Да мы сами справимся.
Номер Артем
Первое сентября
Ох, как же он ненавидел этот день! Однажды даже спросил у Саши:
– Скажи, какой праздник ты считаешь главным, Новый год или первое сентября?
– Первое сентября! – не задумываясь, ответила жена.
Леонидов, который в школе был далеко не отличником, вовсе не считал, что это праздник. Он страстно ненавидел гладиолусы, иногда Алексею даже казалось, что у него на эти цветы аллергия. Возвращаясь домой первого сентября, он тут же начинал чихать. Вазами с цветами была заставлена вся квартира, и больше всего этих, похожих на хлысты, белых, красных, ядовито-желтых… Цветочная вакханалия длилась неделю, Саша выбрасывала цветы лишь после того, как они завянут и начнут осыпаться.
– Так я храню праздник, – объясняла она.
Из всех глупостей, которые говорила жена, эта, по мнению Леонидова, была самая большая. Такая же, как и считать первое сентября праздником. Это день мучения детей, которым целых девять месяцев предстоит ходить на свою детскую работу – в школу.
– Это потому что ты двоечник, – говорила жена. – Ты никогда не любил учиться.
– Скажи: если я поставлю День милиции в табели о рангах выше Нового года, как ты отреагируешь?
– Милиции больше нет. Есть полиция. Вот когда вы окончательно определитесь с называнием, я подумаю. А учитель – он всегда учитель. Главный человек в жизни каждого. Потому что своими успехами в жизни мы обязаны в том числе и учителям. И поражениями тоже. Неучи и неслухи впоследствии оказываются несостоятельными.
– Готов с тобой поспорить.
– Скажи: а чего ты добился?
– По-твоему, я уже должен стать генералом? – разозлился он.
– Я была бы не прочь стать генеральшей.
– У тебя еще есть время.
Тогда они с Сашей помирились, но осадочек остался. Обидно, когда жена считает тебя неудачником.
В этом году именно первого сентября Алексей встал раньше всех. Сам сварил себе кофе, сделал бутерброды и долго смотрел, как жена заплетает Ксюше косички и начесывает челку. Его никто не замечал. Сережа уехал в институт, дамы что-то наглаживали и напомаживали, вся квартира пропахла духами и лаком для волос.
Наконец все было готово: оба портфеля, новые платья, прически и огромный букет цветов. Разумеется, гладиолусы.
«В этом доме никто со мной не считается», – грустно подумал Леонидов. И подошел к жене.
– Саша… – позвал он.
– Да? – спросила она, глядя в зеркало на свое отражение и прихватывая заколкой кудрявую прядь волос. – По-моему, так лучше.
– Саша, ты могла бы сегодня остаться дома?
– Леонидов, ты, должно быть, шутишь?. Я же завуч! Как я могу?
– Без тебя что, главный в году праздник не состоится? – горько спросил он.