Москва-Поднебесная, или Твоя стена - твое сознание

Бочкарев Михаил

— Ладно, приступим, — Профонасенко взял бутыль водки, отвинтил пробку и разлил всем в граненые стаканы. Верочке он налил вина, посмотрев на нее при этом так, что Загробулько захотелось его придушить сию же секунду.

— Давайте за наши, как говориться, силовые органы! — двусмысленно провозгласил Профанасенко. На что Верочка, слегка подрумянилась и зачем-то скосила прелестные глазки на низ живота Вифы Агнесовича. Тот смутился крайне, одним махом выпил, секундно ощутив малиновый аромат, вовсе водке не свойственный и следом проглотил дольку лимона. По примеру майора выпили и все остальные, также закусив цитрусовым фруктом,

а Профонасенко еще и икнул неприлично.

— Погода-то, какая, — воскликнул Васильков, посмотрев в окно, где зеленела гудящая Москва. На рыбалку ехать надо, на Клязьму!

— Да какая Клязьма, к чертовой матери, — отмахнулся Профанасенко, которому водка явно не пошла, — там рыбы-то нет, одни пиявки.

— На Байкал бы поехать, — мечтательно задумался Варлам Каюмов, — там природа!..

— Да, природа там говорят безумно красивая, — поддержал майор, чувствуя что странная какая-то водка, — а главное чисто и нет этого мельтешения городского, — он устало зевнул.

— Не, я бы лучше в Арабские Эмираты махнул, — раскрасневшись и слишком уж пьяно, для одной то рюмки, прохрипел Профанасенко, — там шубу жене куплю, в три раза дешевле! — он схватил водку и налив почему-то только себе полный стакан, тут же выпил его пролив по краям рта две струйки, после чего скривился жутко, словно стухший грейпфрут.

— А другим налить, — удивился Семирядцев, как и майор сонно зевая.

— Чево? — не сообразил сразу коллега, лицо которого стало от чего-то неприятным, — А-ааа… ща… — он налил остальным, пьяно елозя окулярами зрачков по Верочкиным коленкам. Она, видя это, попыталась отстраниться от похотливого сального взгляда и призывно посмотрела на Загробулько.

Тот, чувствуя совершенно необъяснимую сонливость, встряхнулся и заступился за богиню своих грез:

— Ты чего нажрался, Профонасенко? С одного стакана, как свинья!

Коллега поднял лиловое лицо и фонтанируя слюной осоловело прохрюкал:

— Сам ты свинья… Трехлитровая!

Загробулько, услышав унизительный эпитет, произнесенный в его адрес при Верочке, вскочил и хотел было со всего маху треснуть коллегу в нос, как вдруг увидел что у того, вместо намеченной мишени, вырос прямо на глазах свиной пятачок, из которого донеслось что-то булькающе-матершинное. Пыл майора сразу остыл и он с ужасом замер, указывая на Профонасенко дрожащим пальцем. Впрочем, указывать было необязательно, потому что вся компания и без подсказки майора также созерцала кошмарную рожу коллеги.

Верочка, вскрикнув, вскочила и выбежала из кабинета, оставив дверь нараспашку. Васильков, глаза которого от чего-то стали лучистыми и пронзительными, искренне рассмеялся и встав из-за стола и ни слова не говоря спокойно, вслед за сбежавшей практиканткой, вышел в коридор. А остальные участники пирушки, в том числе и майор, провалились в глубокий сон. Не уснул только превратившийся в свиномордого Профанасенко. Он спрыгнул со стула и на четвереньках шатаясь, выбежал в коридор, визгливо матерясь и хрюкая.

АНГЕЛ

Елисей отшатнулся бы, но в его положении это было никак невозможно. Он упирался в стену спиной, так плотно, будто хотел ее проломить. Жуткий оборотень с соколиной головой вдруг открыв крючковатый клюв скрипуче закаркал, и Елисей понял что это его смех.

— Да ведь ты же меня не узнаешь?

Елисей не в силах выдавить из себя ответ,

замотал головой, подтверждая гипотезу птицеголового.

— Гор я, — снова улыбнулся тот, — сейчас, правда, для простоты общения зовусь Егор.

Птицеголовый, вдруг встряхнулся, как собака вылезшая из воды, и Нистратов увидел что он уже вовсе не человек-мутант, жертва радиации, а обыкновенный мужчина, лет тридцати — тридцати пяти, кавказкой внешности с ярко выраженными птичьими чертами лица.

— Тяжело тебе придется Носфературс, — посочувствовал Егор, — ты же сейчас обычный человек.

— Да, — подтвердил лысый в пиджаке, — это проблема…

— Я… мне… мне сказали… — начал дрожащим голосом Елисей.

— Ты, друг дорогой, сейчас успокоится должен, и выслушать, что тебе давнишние товарищи скажут, а потом уже заикаться будешь, — произнес наставительным басом стоящий позади Гора, толстяк с шестью руками.

Нистратов, ничего не понимая, кивнул и немного успокоился, осознав, что убивать его пока никто не собирается. Не понимал он только одного, почему эти странные личности являются его давнишними друзьями. Он нервно заметался взглядом, будто выискивая кого-то знакомого в толпе, но натыкался только на невообразимые физиономии с интересом его рассматривающие. И тут ему вспомнился недавний сон, где так же происходило какое-то странное собрание, и где он улизнул с него через люк в полу, встретившись с постоянным персонажем своих сновидений ИниПи Форгезо. Что-то внутри подсказало ему возможную связь между сюрреалистическими его сновидениями и происходящим сейчас. Нистратов собрался, совсем почти перестал дрожать и тихо спросил:

— А ИниПи? Форгезо? Вы его случаем не знаете?

Гор, снова, хоть и выглядел теперь человеком, улыбнулся треугольно и, положив Елисею на плечо руку, ответил:

— Ну вот! Молодец! Значит, не все забыл.

Нистратов будто знал, что ответ будет таким.

— А кто он? — нетерпеливо выпалил Елисей.

— Он твой Альтерфлюаристент.

— Кто? — брови исследователя кургана полезли на лоб, как две испуганные кошки.

— Проще говоря — твое Альтер-эго, Альтерстент — помощник в нематериальной сфере.

Нистратов ничего не понял, но зато удостоверился в своих давних подозрениях, что сны его несут гораздо большее, чем пустую бессмыслицу, полную абстрактных образов и необъяснимых понятий.

— Так значит крылья и «кирпич сознания» у тебя здесь? — спросил лысый, показывая на сумку.

— Крылья там, — закивал Нистратов, — а что значит кирпич сознания?

— После объясню, — лысый оратор взял сумку и кивнул Елисею, приказывая следовать за ним. Существа вновь расступились, образовав проход, по которому и двинулся облаченный в малиновый пиджак. Сзади его голова, выглядывающая из красного воротника, напоминала матовую запыленную лампочку. Елисей несмело последовал за ним. Они дошли до трибуны, сопровождаемые взглядами всех собравшихся, и свернули влево, где Елисей увидел проход, ведущий в темное помещение. Помещение было небольшим. У стены стоял источающий неяркий свет столик и два кресла по его бокам. Лысый поставил сумку на стол и сел в кресло с плохо скрываемым блаженством. Елисей присел в другое, и опасливо огляделся. Комната оказалась ничем не примечательной, впрочем из-за полумрака толком разобрать ничего было нельзя. Но зато провожатого своего Нистратов видел отчетливо.