Москва-Ростов-Варшава
Шрифт:
– А куда же его? Да, бедолага, не повезло тебе с мамашкой, – жалостливо говорил участковый, гладя мальчика по голове.
– Моя мама хорошая! – вдруг еле проговорил Вася.
– Ясно дело, какая ни какая, а мать! В детском доме тебе лучше будет.
– Я не хочу в детский дом! Мама сказала там плохо, – еле проговорил ребёнок.
– Хуже чем было здесь, уже не будет, – с сожалением ответил незнакомец.
– Михал Иваныч, забирай пацана! Смотри, он сам не дойдёт, горит весь.
Васька
– Ты чего ревёшь? – Вася услышал чей-то голос и открыл глаза. Над ним наклонился подросток лет двенадцати.
– К маме хочу, – захныкал мальчуган.
– К какой маме? Которая старуху замочила? Так она того – уже там! – мальчик поднял указательный палец, к верху показывая на потолок.
Вася не понял кого его мама мочила и где это «там». Слёзы не переставая, текли из его глаз.
– Есть хочешь? – спросил мальчишка.
– Да, – еле слышно ответил Вася.
– Сейчас, подожди! – парень скрылся за дверью. Через минут пять вернулся, неся в руках тарелку с наполненной серой смесью, и несколькими кусками серого хлеба в другой руке он держал стакан с непонятной мутной жидкостью.
– Держи! Овсянка! Я тебе две порции взял. Чай только без сахара. Ничего, съедобно. Ты давай, рубай! Надо, я ещё принесу! Это с обедом тяжело, а этого добра им не жалко! Наедайся. Тебя Васькой зовут? Я слышал. У тебя жар на нервной почве был. У меня тоже жар был. Мы с тобой почти братья. По несчастью, – горько усмехнулся мальчик.
– У меня тоже жар был, когда мой папаня мамку при мне на кусочки разрубил, – задумчиво рассказывал подросток, пока Васька уплетал невкусную, похожую на клейстер кашу.
– Хочешь, расскажу? Чего пугаешься? Страшно? Мне тоже раньше страшно было, а теперь нет. Ладно, меня Виталькой зовут.
Вася оторвался от еды, посмотрел на Виталика молча, махнул головой в знак согласия и ещё быстрее стал доедать кашу. Голод он не утолил, но вспотел от быстрой еды и почувствовал себя очень слабым и усталым.
– Спасибо Виталик, – еле слышно произнёс Вася, ложась в кровать.
– Расскажи, мне интересно, ты видел как мамка мочила бабку? Что, деньги искала? – всё допытывался Виталик.
– Мочила? – переспросил Вася, – как это?
– Ты чё? Ну, это она бабку грохнула? Убила бабку она?
Вася резко оторвал голову от подушки, привстал на локотки.
– Моя мамка никого не убивала! Это её убили! И бабушку! Ты сам мочил! Ты сам убил!
– Ладно, ладно тебе! Чего орёшь? Псих! Спросить нельзя. Откуда я знаю. Ты же в лёжку лежал. А тут милиция была. Тебя привезли и всё врачам рассказали. Я слышал. А ты,
Вася не хотел рассказывать этому надоедливому Виталику, что он видел. А больше всего, ему не хотелось вспоминать всё то, что он уже пережил. Он боялся, что опять вспомнит лицо того страшного дядьки.
– Нет, не видел! Я ничего не видел!
– А откуда знаешь, что это не мамка порешила старуху?
– Знаю! Знаю! Она кричала мне, чтобы я уходил я и ушёл! Никого она не убивала! Она хорошая! И вообще мы с мамкой – москвичи!
– Ой, москвач нашёлся! Правда что ли вы из Москвы? А чего? Тут до Москвы не далеко, но и не близко, конечно. Да самим не попасть. Правда, при желании всё можно! А ты что, в Москву хочешь?
Вася сел на край кровати: – Хочу. У меня и адрес есть. Чистопрудный бульвар, дом с колонами, квартира тридцать шесть.
– Адрес-то чей? – заинтересованно спросил Виталик.
– Мы там жили! Квартира на четвёртом этаже сталинки, – тихо ответил Васька.
– А что такое «сталинка»? – спросил Виталик. Вася пожал плечами, – не знаю.
– Жили! – передразнил его Виталик, – мало ли кто где жил? Жили, да пропили! – засмеялся Виталик, – квартирку-то маманя того, пропила, небось?
– Не знаю, – тихо ответил обессиленный Вася.
– Ложись. Ты, пацан, больше лежи, больше хлеба наворачивай. Сил набирайся. В детский дом попадёшь, будешь вспоминать этот рай. Я-то знаю. У меня, хоть бабка жива, но тоже не сахар. Жаль, ты не видел мочиловку. Я люблю послушать такие истории.
– Я в детский дом не пойду, – опускаясь на подушку, тихо сказал Вася.
– Ага, тебя спрашивать будут. Ты хоть знаешь, куда попал? Пока больничка, а отсюда тебя под белы ручки и в детдом.
– Я не пойду в детский дом, мама говорила, что там плохо, – ответил ему Вася и отвернулся к стенке.
Вася не помнил, сколько прошло дней, но время относительного покоя дали свои результаты. У него перестала кружиться голова, покинула тошнота, подступающая, когда ему вспоминалась мама с бабушкой. По ночам он почти перестал кричать, хотя всё ещё его преследовали ночные кошмары. Как-то утром к нему подошла женщина в белом халате, принесла вещи и сказала, чтобы он одевался.
– Я не хочу в детский дом! – твёрдо сказал Вася.
– Не хочешь, значит, не пойдёшь, – спокойно ответила она, подтолкнув его к выходу из палаты. Вывела на улицу. Там, они подошли к какой-то странной женщине, одетой в цветастые длинные юбки и красную куртку.
– Давай, давай быстрее! Что ты там телишься, за такие деньги летать должна! – громко говорила она, увидев их.
– Хороший мальчик, пошли со мной! Не бойся, пошли!
Тётка погладила мальчугана по голове, потрепала по щеке, потом помогла Васе сесть на заднее сидение видавшего виды «Жигулёнка». Машина резко сорвалась с места.