Москва-Ростов-Варшава
Шрифт:
– А зачем мне немой? Я ему, что язык пришью, чтобы он просить мог?
– Я понимаю, но я его дешевле отдам.
– Нет, ну ты даёшь! Чего мне с ним делать? Когда я свои бабки отобью?
– Ну что ты ему применения не найдёшь? Ты смотри, как они похожи. Пусть в паре работают!
– Любишь ты проблемы создавать! Ладно, только за него даю половину!
– Договорились!
Рассчитавшись, Сиплый повернулся к ребятам, которых подвёл цыганский подросток.
– Эти что ли? Давай в машину! Быстро!
Вася с Ваней сели на заднее сидение какой-то импортной машины. На переднем месте рядом с
– Ты немой? – повернувшись к детям и махнув головой Ване, спросил Сиплый.
– А я Сиплый! – громко засмеялся он, – а ты какой? – обратился он к Васе.
Мальчик испугано молчал. Он никак не мог понять, что происходит, и кто эти люди, чего им всем от него надо. Он продолжал со страхом в глазах смотреть на незнакомого мужчину.
– Слышь, меня цыган, кажись, кинул! Они оба немые! Вот, дела! – обратился Сиплый к шофёру.
– Да ни какие они не немые, – спокойно ответил тот, мне Лёха рассказал – они оба психи.
– Не понял?
– Чего не понял? Один умом тронулся и замолчал, видел, как сестру заживо сожгли, а у второго на глазах мать с бабкой пришили. Вот и замолчали. Братья, так сказать, по несчастью, – водитель противно засмеялся.
– Вот ужастики! И кина не надо, – усмехнулся Сиплый.
Мужчины вели неторопливую беседу и не обращали внимания на ребят. Тем временем мальчишки, услышав слова водителя съежившись, прижались друг к другу, словно слово братья произнесённое мужчиной их породнило. Вася взял маленькую холодную ладошку Ванечки в свою руку и их пальцы переплелись, ребята посмотрели друг на друга и взгляд их говорил.
– Да, мы братья. Теперь нас никто не разлучит.
Глава 12
Дети одобрительно кивнули друг другу белобрысыми вихрами. Вася стал прислушиваться к разговору мужчин. А Ваня, положил голову на плечо друга, забылся в тяжелом сне.
– Он видел, как сестру его заживо сожги… сожгли, сожгли – раскалёнными искрами страшного кострища попадали в мозг малыша слова водителя.
И опять в сознании Вани всплыло воспоминание. Ужасное как страшный сон, который он хотел забыть, но это ему никак не удавалось. В его памяти опять всплыла та страшная, никчёмная жизнь, которою они проживали вместе с матерью и старшей всего на два года сестрой.
Хорошей жизни Ваня не знал. Он даже предполагать не мог, что такое эта хорошая жизнь. Для него счастливыми считались дни, когда к маме в их хибару приезжали дядьки с «Большой дороги». Так они называли трассу, проходившую через их посёлок. В это время сестра брала его за руку и уводила в сарай, который стоял на отшибе двора. Она запирала двери изнутри и укладывала Ванечку на топчан, укрыв его разным тряпьём, кормила припрятанными хлебными сухариками. А когда их мать, выпроводив очередного гостя, убегала в магазин за выпивкой и нехитрым съестным, сестра караулила её, чтобы забрать хотя бы часть купленной еды, пока не сбежались, учуяв выпивку материны собутыльники.
Сестра Люба, всего на несколько лет старше Вани. Это была его подруга, с которой можно было играть в разные нехитрые игры, пока не было матери дома. Защитница от материных тумаков. Кормилица, которая последний кусок хлеба делила с Ванечкой. Её маленькое
В последнее время к матери реже стали заезжать мужчины с Большой дороги. И сама она очень изменилась. Раньше, после выпитого, она долго спала. Но встав, выполняла хоть какую-то работу по дому. И их убогое жилище приобретало сносный вид. Но теперь, она с утра куда-то уходила, возвращалась без единого кусочка хлеба, но какая-то пьяная на вид с отстранёнными, невидящими глазами, хотя пустых бутылок из-под выпивки дети не замечали. Зато дома появились грязные шприцы. К ней стали приходить странные люди. Оставались надолго. В такие дни сестра закрывалась с братом в небольшом сарайчике. Они не выходили из него, пока не заканчивались сухари, которые девочка постоянно сушила, когда ей выдавалась возможность раздобыть лишний кусок хлеба. Когда заканчивались сухари, они с Ваней ходили по полупустому посёлку, выпрашивая у редких жителей или прохожих еду.
Как-то Люба увидела, как из дому вышел мужчина, пришедший с матерью. Он подошёл к большой машине с прицепом, запрыгнул в кабину. Громко зафыркав, громадина двинулась с места. Из подъезда вышла мать.
– Ваня, ты никуда выходи. Жди меня здесь. Я пойду с мамкой в магазин, а то опять всё на водку потратит.
Люба выбежала из сарайчика и пошла следом, за матерью. Мать подошла к мужчине, похожему на цыгана, который стоял около легкового автомобиля на площади у магазина.
– Барон, ну Барончик, дай на один раз. На, возьми, сколько есть, я потом отработаю, – униженно просила она его о чём-то.
– Отвяжись, чего ты мне эту мелочь суёшь. Ты сколько уже мне должна? Увидев, как мать сунула Барону несколько купюр, Люба бросилась к ним и повисла на её руке.
– Мама, мамочка, не надо! Ваня кушать хочет!
Мать, отвесила ей хлёсткую затрещину и оттолкнула дочь в сторону. Люба горько заплакала. Барон с улыбкой наблюдал за происходящим.
– Слышь? Чего ребёнка обижаешь? Дочка, какая у тебя уже взрослая. И что, ещё не работает?
– Барон, побойся Бога! Куда ей работать, она ещё дитё. Ну, дай одну дозу, пожалуйста.
– А чего не дать, дам. Тебя как зовут, красавица? – обратился он к Любе.
– Любкой её звать. Мала она ещё, говорю тебе, – мать Любы била мелкая дрожь.
– Ну, мала, значит мала. Иди отсюда, – Барон сел в машину, собираясь уехать.
– Барон, миленький, сдохну, помоги, – женщина схватилась за дверцу автомобиля.
– Не велика потеря. Чего стоишь? Иди отсюда, кому сказал.
– Ладно, ладно. Чего ты хочешь?
– Я хочу? Ты что, женщина? Это ты хочешь. Тебе доза нужна.
– Дай, я всё сделаю…
– Отдай ей деньги, – Барон кивнул головой на Любу, – иди девочка, купи себе, что хочешь.
Не понимая, о чём говорят взрослые, Люба выхватила деньги у матери и побежала в рядом стоящий магазин.
Барон вытащил из бардачка автомобиля маленький пакет с белым порошком. Покрутив им у лица женщины, он отдал его ей.
– Так сколько теперь ты мне должна?
– Отдам, всё отработаю, Барончик.