«Москва, спаленная пожаром». Первопрестольная в 1812 году
Шрифт:
В подвалах дома, отведенного под роту, мы нашли много вина, ямайского рома, а также целый погреб, полный бочок с превосходным пивом, покрытым слоем льда, чтобы оно сохранялось прохладным. У нашего же боярина нашлось пятнадцать больших ящиков с шипучим шампанским и испанским вином.
В тот же день наши солдаты отыскали большую лавку с сахаром, и мы сделали большой запас его, послуживший нам для приготовления пунша за все время нашего пребывания в Москве; мы занимались этим аккуратно каждый день, и это было для нас большим развлечением. Каждый вечер, в большой серебряной миске, которую русский боярин забыл увезти с собой и в которой помещалось не меньше 6-ти бутылок, мы раза три-четыре принимались варить пунш; прибавьте
189
Воспоминания сержанта Бургоня. – СПб, 1898.
А чем был занят их император? Не принимая во внимание мнения своих же маршалов, что дальнейшее промедление с эвакуацией из Москвы смерти подобно, Наполеон желает устроить в Первопрестольной… театр.
Наполеон на подмостках московской сцены
Французские мемуаристы расценивают открытие театра в Москве как желание императора пустить пыль в глаза москвичам. Какие уж тут москвичи! Цель была иная – убедить свою армию, что зимовка в Москве предрешена. Даже из Парижа артистов хотел выписать… Как метко выразился по этому поводу барон Дедем: «Он усыплял себя на краю пропасти».
Усыплять требовалось не только русских, но и всю французскую армию. А потому как только Наполеон узнал о том, что в Москве остались актеры французской театральной труппы, которые не смогли покинуть город перед пожаром, он сразу же приказал организовать показ театральных представлений. Театр открыли в доме П.А. Позднякова на Большой Никитской (позднее дом Юсупова, ныне дом № 26/2). Как отмечал М.И. Пыляев, «Поздняковский театр французами был приведен в порядок с необыкновенной роскошью и мог щегольнуть невиданным и неслыханным богатством.
Здесь ничего не было мишурного, все было чистое и серебро и золото. Ложи были отделаны дорогою драпировкою. Занавесь была сшита из цельной дорогой парчи, в зале висело стосемидесятиместное паникадило из чистого серебра, некогда украшавшее храм Божий. Сцена была убрана с небывалой роскошью».
Отпечатали афиши, а цены на театральные билеты назначили в 5 франков (или рублей) в галерею и 3 франка в партер. Спектакли пользовались определенным успехом, как и прохладительные напитки, предлагаемые в фойе.
Верховодила этим пиром во время чумы бывшая директриса французской труппы Императорского театра Аврора Бурсе. Эта актриса и драматург приехала в Россию еще в 1808 году. Интересно, что именно в составе этой труппы играла Мелани Гильбер, которую разыскивал в Москве Стендаль. Бурсе бежала из России вместе с французами, опасаясь расплаты за свою слишком активную тягу к искусству. На занавес для оккупационного театра она пустила парчу, оставшуюся от распоротых мародерами риз, награбленных варварами в московских храмах. Этим она сослужила себе дурную славу, в случае если бы она осталась в Москве, ее вполне могли и повесить.
Дом Юсуповых
Но местных французов Наполеону оказалось мало, задумавшись над расширением репертуара, он и решил вызвать в Москву актеров из Парижа и певцов из Милана, о чем пишет Сегюр: «Среди развалин устроили даже театр и говорят, что были призваны из Парижа лучшие актеры. Один итальянский певец приехал, чтобы постараться воспроизвести в Кремле Тюильрийские вечера».
Итальянский певец – это кастрат Тарквинио, о котором Коленкур писал: «Французские актеры, итальянские певцы, в том числе знаменитый обладатель сопрано
В эти дни лейтенант Дамплу, ставший завсегдатаем театра на Большой Никитской, вопрошает в своем дневнике: «Не понимаю, что мы делаем в Москве! Все это начинает надоедать и даже изумлять. Что делает император? Его редко можно видеть. Он безвыходно сидит во дворце, принимая курьеров и управляя империей. Кажется, теперь пропала вся надежда на то, что русский Царь будет просить мира. Потребуется, значит, новая кампания. Но где зимовать? Город разрушен и наполовину сожжен, а у нас нет ни провианта, ни запасов… Между тем, зима ведь близка… Сегодня смотрел «Рассеянного» и «Маррон и Фронтен». Представление имело большой успех. Г-жа Л. замечательно интересна…»
Но приехать в Россию новые французские актеры не успели, хотя спектакли давались чуть ли не до самого последнего дня. А вот дальнейшая судьба артистов французской труппы печальна – покинув вместе с захватчиками Москву и оказавшись ненужными своим бывшим зрителям, они сгинули в истекающем из России огромном потоке голодных и замерзающих солдат наполеоновской армии.
Наполеон как проводник демократии в России
А еще Наполеон был озабочен поисками в Москве бумаг о восстании Емельяна Пугачева. Уж не в Московском ли архиве иностранных дел искали его солдаты эти бумаги? Здание архива до сих пор стоит в Хохловском переулке.
Чудом уцелело оно в московском пожаре. Оставшиеся в оккупированной Москве архивные служащие вспоминали, как 5 сентября французы, «приехав в архив верхами… имея в руках ломы и топоры, начали разбивать замки, а разломав оные, взошед начали грабить положенное там на сохранение… дела и бумаги все выкинули на пол и топтали ногами».
Сведения о пугачевском бунте так и не нашли. Для чего они были нужны Наполеону? Император грезил крестьянским восстанием в России: дескать, подпишет он декрет об освобождении крестьян на оккупированной территории, и русская армия, набранная из крепостных, разбежится кто куда, деморализуется и разложится. Об этом Наполеон советовался даже с мадам Обер-Шальме.
Недаром 20 сентября генерал-губернатор Москвы Ростопчин посылает в Москву свою новую афишу – своеобразную политинформацию:
«Крестьяне, жители Московской губернии! Враг рода человеческого, наказание Божие за грехи наши, дьявольское наваждение, злой француз взошел в Москву: предал ее мечу, пламени; ограбил храмы Божии; осквернил алтари непотребствами, сосуды пьянством, посмешищем; надевал ризы вместо попон; посорвал оклады, венцы со святых икон; поставил лошадей в церкви православной веры нашей, разграбил дома, имущества; наругался над женами, дочерьми, детьми малолетними; осквернил кладбища и, до второго пришествия, тронул из земли кости покойников, предков наших родителей; заловил, кого мог, и заставил таскать, вместо лошадей, им краденое; морит наших с голоду; а теперь как самому пришло есть нечего, то пустил своих ратников, как лютых зверей, пожирать и вокруг Москвы, и вздумал ласкою сзывать вас на торги, мастеров на промысел, обещая порядок, защиту всякому. Ужли вы, православные, верные слуги царя нашего, кормилицы матушки, каменной Москвы, на его слова положитесь и дадитесь в обман врагу лютому, злодею кровожадному?