Москва закулисная - 2
Шрифт:
– Неужели более жестокий, чем Москва? Интересно знать, какой вы видите театральную Москву?
– Москва - это клубок сплетен. Здесь мы все время с одним и тем же сталкиваемся, немножко вода в ступе. Все в лицо улыбаются: "Мой дорогой, мой милый", а в это время - нож в спину. Здесь привыкли к системе кумиров, которые должны быть индивидуальны: одна Валентина Терешкова, одна Майя Плисецкая, одна Пугачева. Как только появляются две, три, а еще лучше десять - это вынести никто не может. Нездоровое отношение к соперничеству. Как только приходят молодые со стороны, начинаются вопросы - а где училась? кто родители? откуда такая выскочка появилась?
Жизнь все равно
– А Париж разве нет?
– Клубок сплетен. Здесь с уважением относятся к работе других людей. Париж - это город, который видал виды. Он видел русский балет и японский балет, такие моды, сякие моды. Видел такую роскошь и такую нищету. Поэтому мечта русского приехать в Париж и покорить его не может быть осуществима. Париж покорить нельзя. Дягилеву с Павловой это удавалось на короткое время.
– А если не покорить, то какой глагол лично вам больше всего подходит?
– Жить. Я живу в Париже. Я обожаю его. Количество музеев, выставок, показов мод - очень большая концентрация культуры, за которой нельзя уследить. В Париже много необычных выставок. Приведу пример: скульптура барокко из Панамы. Сомалийские маски восемнадцатого века. Албанские вышивки эпохи турецкой диктатуры. Мне интересен такой интернациональный подход к делу и нетривиальность тем.
– Вы знаете рецепт невозможного - как стать звездой на Западе?
– Я никогда не унываю. Нет работы в Европе? А где есть? Я собираю чемодан и становлюсь звездой в Гонконге. Маленькие страны для меня, как орешки. Прочесть лекцию, устроить выставку? Пожалуйста. Могу прийти в красивом костюме на лекцию о моде. Дать хороший обед и позвать местных звезд, собрав при этом журналистов. Дать свои портреты, фотографии, а главное - биографию. А у меня есть биография. Сорок девять стран визитов, двадцать пять стран профессиональной работы. Все. Вопросов нет. Маленькие страны с удовольствием меня берут. В Турции у меня было двенадцать постановок и два раза турецкого "Оскара" получил. Турки мне говорят: "Ну вы же наш, родной, турецкий". А в Китае говорят, что я их, китайский. Потому что я вникаю во все их проблемы, я никого не презираю.
– Вернемся к вашей знаменитой коллекции. Ее можно посчитать?
– О, да-да! Три с половиной тысячи предметов: пятьсот платьев - и нетеатральные, а только бытовые вещи восемнадцатого-девятнадцатого веков, лучше, чем во многих здесь музеях. И около трех тысяч аксессуаров - зонты, ридикюли, обувь, лорнеты, украшения, кошельки... У меня есть, скажем, чудные черепаховые веера эпохи рококо. Я регулярно коллекцию выставляю, и последняя моя огромная выставка была в Гонгонге. Сейчас будет в Сиднее.
– Что вы чувствуете, когда все это держите в руках?
– Любовь. Да, я получаю деньги за эти выставки и не скрываю этого. Но никогда не даю это носить, разрушать, и ни за что не дам в кино.
Многие вещи приходят по частям. Однажды я работал в Мехико в национальном мексиканском балете и купил там в антикварном магазине половину веера. Поехал на следующий год, и у другого торговца продавалась другая половина этого веера.
Конечно, у меня потрясающая коллекция русской миллионерши Татьяны Самсоновой. Это бабушка одной моей близкой подруги, жены бывшего артиста с Малой
Про меня скажут: "Такой маленький постреленок, а уже везде успел. Всех старушек обобрал, со всеми-то он дружит, с королевами чай пьет и думает, все познал". Я их понимаю, чувствую к себе настороженное отношение, даже неприязненное. Но так случилось, так сложилась моя судьба, а им кажется: "Мы патриоты, никуда не уехали, а он, сволочь, космополит, теперь нас учит". А я считаю, что могу научить.
– Почему при таком спросе на вас в других странах мира вас не приглашают на вашу историческую родину?
– Не знаю. Я хотел бы ставить в Москве, но понимаю, что маленький театр мне не годится. Большой театр? Да! Потому что я работаю в национальных театрах, делаю по пятьсот костюмов для оперы, такая у меня квалификация. Я работаю в Королевском балете Бельгии, вы поймите, они не берут туда с улицы, тем более эмигрантов. Поймите, это не за красивые глаза. Я плохо говорю?
– Вы кокетничаете?
– Не знаю. Мне скажут, что до Большого я не вырос носом. А я считаю, что вырос: я стал знаменитым художником, у меня большие художественные традиции и есть огромный опыт работы, больше, чем у художников, которые не выезжали за пределы этого города и варятся только в этой культуре.
Он знает все не только про моду разных эпох. Он знает все про творческую эмиграцию первой, второй и прочих волн, суммировав свои знания в богато иллюстрированном бестселлере "Красота в изгнании". На своей парижской квартире устроил маленький съезд ВТО за границей, где выяснилось, что в Париже сейчас около ста русскоязычных артистов без работы.
– Одна из актрис, Елена Шибаева, которая прежде играла в театре Маяковского, открыла профсоюз. Она их устраивает в массовки, на озвучку, на эпизоды. Она мне звонит и говорит: "Сашенька, я двадцать два человека устроила в массовки в американский боевик". Я сам очень многим помог морально и финансово. Это, знаете, в чем заключается? Я никогда не даю денег. "Ботинок нет?" - спрашиваю. Пойду и куплю ботинки. А если дашь деньги, они их проедят или потратят на что-нибудь другое.
– Есть ли среди них благополучные?
– Мало, очень мало. Русскоязычному артисту за границей делать не-че-го. Музыкантам там - все, художникам - тоже все, но лучше всего балетным. Благополучие драматических артистов случается, как правило, на короткое время. Саша Курепов снялся в фильме "Сумасшедшая диагональ", получил "Оскара", "Цезаря", а потом... Это же русский характер, они все уверены, что они абсолютно гениальные Ермоловы и Сумбатовы-Южины... "Ну что эти французики могут?" - говорят они. "Тогда не живите во Франции". Я не хочу называть фамилии, но есть несколько людей, о которых я думаю с болью в сердце.