Мост через Жальпе (Новеллы и повести)
Шрифт:
— Циркач! — вскричал Бенас, бросился было к двери операционной, однако остановился, повернулся и медленно побрел по коридору, ища взглядом наружную дверь, а в это время появилась другая сестричка, взяла его под руку и повела по коридору, приговаривая:
— У нас тут запутано, многие уже блудили, особенно с непривычки, кто первый раз к нам попадает…
Доктору Бенасу показалось, что сестричка тащит его насильно, поначалу он повиновался ей, сам хотел выйти на воздух, но вскоре занервничал и сказал:
— Да пустите вы меня, из больниц я всегда выхожу сам…
Дверь
Остановился на дворе у стены больницы. Где-то в палате или в кабинете зажгли свет, по-видимому, в доме стало темно. На белой стене Бенас увидел свою тень. Она была какая-то рыхлая, лохматая, рваная. Глядя на тень, Бенас развел руками, тень сделала то же самое. Пятясь от нее, он видел, что и тень что-то проделывает, шевелится, однако за ним не идет, а начинает уменьшаться.
Сделав еще несколько шагов, Бенас охнул: рядом с черной тенью на белой стене он увидел розовые капли росы, которые понемногу увеличивались. Вскоре рядом со своей тенью он заметил Гильду в светлой одежде и только тогда понял, что эти капли росы были не на стене, а на ее одежде. — Пустяк, Г и л ь д а. Давай не будем хныкать, пустяк… — Конечно, не так уж часто встречается эта красная роса. Изо рта она у меня проступает редко, весной и летом. Вот подлечусь, и все будет хорошо. Давай посмеемся, Бенас… — Давай посмеемся…
Он подумал, какие чудесные, ярко-красные губы у Гильды.
Оба теперь радовались сквозь слезы потому, что у них хоть это осталось.
Когда Гильда пропала из виду, он стал пятиться от больничной стены, пока кто-то не взял его за плечи.
— Доктор, давайте поедем домой. Вы переутомились.
Обернувшись, Бенас увидел учителя и шофера.
— Как вы здесь оказались? — спросил Бенас.
— Увидел, что мчится грузовик, и погнался за вами. Поедемте, доктор.
Бенас последовал было за шофером, но в этот миг его глаза впились в широкое освещенное окно, сквозь которое были видны висящие под потолком огромные лампы, а белые руки врача изредка взлетали над поперечиной оконной рамы. Бенас почувствовал, что у него пересохли губы.
— Поезжайте, учитель, и поскорее… Я обещал остаться. Я буду здесь нужен.
— Правда? Договорились? С кем?
— С профессором…
— С этим старичком?..
— Он просил, чтоб я остался. Я обещал ему побыть здесь, похожу немножко по воздуху, такая чудесная осень.
— Когда мне за вами заехать, доктор?
— Вы не волнуйтесь, пожалуйста. Я ничего не знаю определенно, понятия не имею, сколько мне придется здесь пробыть. Не утруждайте себя, когда понадобится, каким-нибудь образом уж доберусь. Прощайте, учитель.
Глядя на руки, поднимающиеся за сильно освещенным окном, Бенас теперь видел ярко-красные, печальные губы Гильды. — Ты их красишь, Гильда?… — Она повернулась, выставив красивую ногу, и на ее светлом платье Бенас снова увидел красную росу.
— Как хорошо, что вы не ушли, что остались. Будто знали… — услышал он голос и увидел сестричку.
— Я никому и не обещал уйти.
— Доктор, поторопитесь,
— Говорил же, что он просил меня остаться, говорил, что ему без меня нечего будет делать… — сыпал скороговоркой Бенас, едва поспевая за сестричкой, врываясь прямо в операционную белого профессора.
— Доктор, куда вы, вы же не готовы! — сестричка оттащила его от двери.
Какое блаженство — расставить руки и чувствовать, как юная, пахнущая свежим бельем и лекарствами сестричка натягивает на них рукава белого халата! И — пожалуй, кощунство думать так — этого не почувствует тот, кто ничего не утратил.
Божий одуванчик профессор сидел у окна на малюсеньком стульчике, и по этой причине ветхий хирург теперь был похож на ребенка. Он глядел в окно. Вскоре профессор вместе со стульчиком повернулся к двери, а когда Бенас наклонился над Адомасом и поднял руки, приступая к работе, профессор с каждым движением Бенаса клевал головой, как бы пытаясь это движение откусить.
— Говорил, что буду оперировать, так нет же… — сердито буркнул Бенас, но крохотный профессор его слова все-таки, наверно, расслышал, потому что трижды мотнул головой. А может, и не расслышал, а только догадался.
Кончив операцию, Бенас снова направился по коридору к выходу, теперь его никто не провожал, две сестрички остались стоять в конце коридора. Потом вспомнил, что не снял халата, и повернул к первому попавшемуся кабинету. Когда он снимал белую одежду, появился крохотный профессор. Он все еще был в халате, его голова тряслась.
Бенас хотел пройти мимо него, не говоря ни слова.
— Погоди! — Голос малюсенького профессора звучал повелительно.
— Что вам угодно?
— Зачем таким злым покидать больницу?
— Не хочу больше ваших комедий!
— Комедий? — Белый профессор воскликнул пронзительным фальцетом. Тяжело дыша, он подскочил к Бенасу. — Для вас это, может, и комедия. Пустоголовый вы, извините за выражение… Как вы смеете говорить подобную чушь!..
— Перестаньте. Сделали, что должны были сделать, и все.
— Сделали! Это я сделал!..
— Хорошо, вы, и всего хорошего.
— Я сделал! Я… Я!..
— Еще раз подтверждаю — вы. Однако мне это не нравится… профессор.
— Что вам не нравится? Ничего удивительного, я многим не нравлюсь, всем не нравлюсь.
— Не вы, а ваше смешное упрямство целую вечность думать, что ничто не меняется. Как вы можете, считая себя разумным человеком, не признавать метаморфозы?
И так уже белый, профессор еще больше побелел.
— Метаморфозы?.. А почему же ты, любезный, глядел, выпучив глаза, на окно и на мою руку со скальпелем? Почему? Почему ты сам не признаешь метаморфоз? Не можешь брать нож хирурга в руки, вот и не бери, и будь доволен, радуйся, что так легко можешь признавать метаморфозы… Не только для других, но и для самого себя. А я-то думал, что этого человека, стало быть, вас, надо воскресить хоть на несколько мгновений… Воскресить для трудов праведных на этом свете и для его собственной радости.